Юлия Колесникова - Солнце бессонных

А Терцо сначала так ничего и не понял. Его тоже замучило желание, но страх перед наказанием за убийство Особенной, напугал его. Он подумал, что я видимо уже умираю, потому как ничего больше, по его мнению, не могло остановить Самюель. Он просто не мог поверить, что ей удалось взять под контроль порыв и жажду. А когда Самюель попросила удивленного Терцо взять меня на руки, так как она еще не до конца была уверена в себе, — он понял ее. Как он уже потом доверился мне, для них жизнь, оказывается, была только ожиданием меня.

Они не могли поверить тому, что так негаданно стали родителями. Прат, конечно же, возмущался первое время, ведь я просто человек, и не должна знать о них, но Самюель и Терцо были непреклонны. Потом и он меня полюбил, намного больше, чем сам в этом признается.

Я задумалась, не зная, что именно ему еще рассказать. Но о чем тут думать, мне теперь действительно хотелось, чтобы Калеб знал, почему я именно такая как есть.

— После похорон Фионы, оплаченных, кстати, ими, Терцо сделал все, чтобы меня удочерить. Первый год нам всем было тяжело…

Я задумчиво пожевала губу, думая стоит ли рассказывать Калебу обо всех подробностях. Я хотела, чтобы он знал меня, а не жалел. Все то, что произошло, теперь уже казалось чужим прошлым, которого я не боялась и не сожалела о котором.

— Они привыкали к новому образу жизни. Хотя и до этого им приходилось оседать на одном месте, — отец не мог избавиться от желания учиться, но новый рацион повлиял на всех. Ричард принял его куда охотнее, чем все остальные, сложнее было Прату. И все же они все старались. Я в этот год плохо спала, прятала еду, боялась незнакомых людей. И все же постепенно все забылось, я все-таки была слишком маленькой, чтобы многое принять всерьез. Постепенно, я пошла в школу, наверстав все упущенное дома с Терцо и Ричардом. К тому времени, он решил пойти учится в Университет, и жил с нами постоянно в Чикаго, куда Терцо и Самюель решили переехать. Все постепенно вошло в русло, только последние полгода выпадают из счастливой картинки.

Я развернулась, чтобы посмотреть на Калеба, но его не было на месте. Оглядевшись вокруг, я поняла, что он стоял возле меня. Молчал, и его глаза были грустны. Я улыбнулась, чтобы рассеять его тревогу относительно меня и положила руку на его щеку, а он с наслаждением закрыл глаза. Мы несколько минут стояли так. И я знала, что теперь он может видеть ту мою часть прошлого, о которой я и сама не любила вспоминать. Было просто довериться.

Я поняла, что теперь могу позволить не только ему видеть свои воспоминания, но и сама вспоминать. Вдруг перед моими глазами начали мелькать вспышки из прошлого, и я начала видеть такие подробности, каких раньше не помнила. Например, в чем были одеты Самюель и Терцо, или какими мне казались горячими руки Самюель. Что заказали мне поесть в гостинице, и как я заснула, почти в тарелке, и руки Терцо, ласковые и незнакомые, когда он укладывал меня в кровать. А также грозу, на следующий день.

Калеб неожиданно удивленно отстранился.

— Рейн не твое настоящее имя? — почти обижено сказал он.

— Рейн меня назвали Самюель и Терцо. Для них это было важно — изменить мое имя, так же как и изменили мою жизнь, — отозвалась я, открывая глаза. И тут же смолкла, почувствовав его руку на моей шее. Калеб обходил вокруг меня, и его рука следовала за его ходом. Он обнял меня, бережно обхватывая живот и уткнувшись в ложбинку между шеей и плечом, нежно дотронулся губами. Его дыхание было свежим и легким, но мне не было холодно, хотя меня начинала бить мелкая дрожь от его прикосновений. Мне не верилось, что все это сейчас происходит по-настоящему. Он и я — вместе.

— Какое твое первое имя? — тихо прошептал он мне на ухо, и я содрогнулась от волны тепла, что разлилось во всем теле. Он делал меня податливой, как пластилин, просто одним прикосновением своих волшебных губ. Так же как и его руки, становящиеся все теплее от моей близости — все вместе это сводило меня с ума.

— Ты будешь смеяться, — я обернулась и преданно прижалась к нему.

— Неужели все так ужасно, — с сомнением протянул он, смотря сверху вниз.

— Марли, — раздраженно выдавила из себя я.

Калеб несколько раз непонимающе моргнул.

— Марли, как Боб Марли?

— Да, Фиона, если верить ее дневникам, в то время встречалась с каким-то любителем регги, по крайней мере, не с металлистом, а то я могла бы называться Дес (Death). Ее родители называли меня Марлен, так оно и было в документах, — я осторожно посмотрела на него, ожидая взрыва смеха, но Калеб смотрел серьезно, ну может совсем чуть-чуть иронично. Казалось, он не мог стать мне ближе, чем был, но на миг, мне показалось, что я смотрю на себя его глазами, и в этом было столько любви. Но это чувство длилось только мгновение.

— Марлен красивое имя, но оно тебе не идет, — спустя некоторое время изрек он. — Рейн подходит тебе намного больше.

— Но родители оставили имя Марлен, как мое второе, — вздохнула я, испытывая все большее желание поцеловать его. И все искала в себе силы сделать это. Мне еще тяжело было так в открытую демонстрировать ему свои чувства.

Наши глаза встретились, и по тем огонькам в его глазах, что часто вспыхивали, когда он сердился или радовался, я поняла, что и он думает о том же.

— Так не должно быть, — тяжело покачал он головой, словно укоряя себя. — Ты заставляешь чувствовать меня такую страсть, которую я не могу вылить на тебя. Знала бы ты, как я боюсь обнимать тебя, и все же не могу отказаться от этого. Я думал, что утро никогда не настанет и ночь не закончится, и я больше не увижу тебя. А только рассвело, я приехал к тебе домой, и мучился думая, когда же ты проснешься.

— Предупредил бы вчера, я поставила бы будильник, — лукаво улыбнулась я, — к тому же страсть мучит не только тебя.

Говоря это, я медленно притягивала его к себе, и видела, как он сопротивляется сам себе. Он секунду колебался, но сдался, видя мои беспомощные потуги. Наш поцелуй был каким-то безнадежным, будто мы боялись больше не увидеть друг друга.

Я чуть не болтнула, как сильно его люблю, когда он бережно прошелся губами по моему подбородку, а потом взял лицо в свои руки.

— Не могу представить, что когда-то тебя целовал кто-то кроме меня. Для меня каждый твой поцелуй подаренный другим, как потеря чего-то дорогого.

— Их было не так уж и много, этих других, — проворчала я, думая о том, как же это тяжело когда ты любишь кого-то так отчаянно и до боли. И для меня тоже было болезненно осознавать, что раньше Калеб любил кого-то до меня. — Трое официальных, и несколько потенциальных.

Он поморщился, вычисляя, со сколькими я должна была встречаться до него. Мне показалось, что ему стало от этого неприятно. Словно я ему изменяла. Эта мысль заставила меня улыбнуться.