Юлия Колесникова - Солнце бессонных

Хотелось рассмеяться и развеять все его сомнения. Но я не могла вылечить все в его душе, пока оставалась такой же раненой и недоверчивой. Пока что не могла. В одном Калеб был прав, сейчас время для меня было очень важным. Лишь оно соединит нас, сблизит, уберет все недоверие, с помощью него исчезнут все тайны, и мы сможем доверять друг другу. Возможно, спустя некоторое время я смогу взглянуть на себя его глазами, и понять, что же привлекло его ко мне.

— Ты глуп, Калеб Гровер, — я подтянулась на носочки и прошептала ему на ухо, — ты мог обладать любой, а выбрал меня. И до конца вечности я не смогу понять тебя, и ту счастливую звезду, что заглянула в мой дом, решив подарить встречу с тобой.

Калеб рассмеялся, немного рассеяв мои опасения, и все же не достаточно радостно.

— Ты не можешь считать меня подарком судьбы.

— Поверь, еще как могу. И как мне еще объяснить тебе, что я больше не принадлежу себе, а живу лишь тобой.

— Прошу, не говори так, — застонал он, крепче обнимая меня. — Ты пойми, тебе кажется, что ты выиграла сверкающий Роллс-ройс, но я раздолбанная колымага, разбитая, с отломленными деталями, облупившейся краской и холодным двигателем.

— Мне не нравится, когда ты сравниваешь себя со старой машиной — ты и твоя душа прекрасны. Но если ты так хочешь, я дарю тебе эти три месяца, во время которых мы не будем строить планов…дольше, чем на неделю.

Ему не нравилось, как беспечно я отношусь к его словам. Но я уже решила для себя, что сделаю все в моих силах, чтобы залечить его недоверие. Может, мне и самой нужно было залатать старые раны, но с приходом в мою жизнь Калеба, они затягивались сами по себе.

— Спасибо. Я лишь надеюсь, что ты поймешь для чего это, — вздохнул он, и мимолетно поцеловал меня в губы.

Все во мне требовало продолжения поцелуя, и то, что Калеб так быстро отстранился, могло о многом сказать, если бы я только научилась, наконец, читать его телодвижения. Он никогда ничего не делал просто так. И все же спустя мгновение я порадовалась, что он так сделал. Мне нужно было его просить о кое-чем таком, от чего он не придет в восторг.

— Теперь моя просьба, — осторожна начала я, стараясь не смотреть на него. Но по напрягшимся рукам Калеба я поняла, что он занервничал. — Я хотела бы, чтобы о том, что мы вместе, никто не знал.

Калеб молчал, и мне пришлось взглянуть на него. Увидев загнанное выражение его лица, я чуть не откусила себе язык.

— Это совершенно не потому, что я не уверена в себе, — быстро добавила я, стараясь дополнить свои первые слова. — Ты лишь представь, что будут говорить в городе — я же в положении. Это только до родов, а потом можешь даже объявление в газеты об этом давать.

Калеб мрачновато рассмеялся.

— Как раз пройдет три месяца, — хрипло отозвался он, — Я согласен. Если что-то измениться, тебя не будут мучить глупыми вопросами.

Такая формулировка мне не понравилась, но продолжать дальше этот бессмысленный спор я не хотела. Он был согласен и этого достаточно.

— Я затягиваю тебя в темноту своего существования, — качая головой, прошептал он, словно и сам не верил тому, что между нами происходит. Он страстно впился в мои губы, и я упивалась этим, и не хотела задумываться над его словами. Он мучил нас обоих такими рассуждениями, а мне хотелось принести ему облегчение, показать, как счастливы мы будем вместе.

Его руки гладили мою спину, а я потянулась к пуговицам на горловине его футболки, наше дыхание становилось все более тяжелым. Калеб вовремя остановил мои руки, когда я, незаметно даже для себя, принялась стаскивать с него футболку.

— Прошу, нет, — слова давались ему с трудом, — я ведь не железный. Твое мягкое прикосновение, теплота и запах…

— На ощупь ты скорее оловянный, и не мягкий и не твердый, — неудачно пошутила я, пытаясь тоже преодолеть дрожь во всем теле и собраться с мыслями.

— Ты еще можешь шутить, — покачал он головой, — о чем ты вообще думаешь? По закону меня за такое могут посадить.

Я рассмеялась. Калеб отвернулся, поправляя футболку и застегивая пуговки. Мне было не очень приятно видеть, что он отворачивается, но я понимала, ему нужно время, чтобы успокоиться. Но я эгоистично хотела продолжения того, что только что произошло, и удивлялась сама себе. Действительно о чем я только думаю? Да разве около него, возможно, думать рационально?

Через минуту он был снова внешне спокоен, и как всегда отчужденно красив, словно только что между нами ничего не произошло. Мои же мысли все еще удерживал вид его губ.

— Чем хочешь заняться сегодня? — будничным тоном спросил он, отходя подальше от меня.

Я задумалась, стараясь игнорировать чувство потери, возникшее, когда он отдалился. Вчера я почти не видела его дома. Мне хотелось знать, как он живет. Но больше всего мне кончено же, хотелось просто снова оказаться рядом с ним, и почувствовать поцелуй, такой же горячий как ранее.

— Мне интересно посмотреть твой дом, — я выбрала то, на что он сейчас согласиться охотнее.

Калеб был серьезен и сосредоточен всю дорогу к его дому. Он молчал, и я начинала чувствовать себя виноватой, только в чем — не понимала. Я знала, что люблю его, но еще неизвестно, сколько места для меня было в нем. Мне хотелось думать, что знаю его хорошо, но нет, не так хорошо. Хватит ли мне смелости и сил, разгадать его холодность, так быстро сменяющуюся страстью?

— Не закрывайся от меня, — попросила я, и его рука тут же нашла мою ладонь.

— Не будь ко мне сурова. Я пятьдесят лет, не был с кем-то столь близок, ты единственный человек в мире, кому я настолько открылся, — извиняющимся тоном промолвил он, невнимательно следя за дорогой. — Я многим хочу поделиться с тобой, но еще не могу — тяжело рассказывать о том, чем не гордишься. Когда-то я не был столь скрытен, и думаю смогу вновь стать таким же.

Калеб улыбнулся, будто что-то вспомнив, и передо мной предстала та его девятнадцатилетняя часть, которую я любила больше всего. Именно она делала его самым желанным. Другая часть, восьмидесятитрехлетняя, заставляла его самого вспоминать о боли, ошибках, гневе и о том, о чем нужно жалеть. Но вместе они составляли того Калеба, без которого я не могла жить. Могла, поправила себя я, — но не хотела.