Екатерина Лесина - Дориан Дарроу: Заговор кукол

Огонь смачно хрустел деревом, срыгивая жаром и искрами. Суетились пожарные, подливая воды. Причитала, заламывая руки, хозяйка. Докторишка в черном склонился над Перси и что-то спрашивал. Перси слышал его, но вот понять, как ни пытался, не мог.

Голова гудела.

Наконец, доктор протянул руку и выразительно потер пальцами. Денег? Перси вытащил кошель. Раскрыл. Протянул.

Надо сказать чего-то. Чего? Кому? Вокруг толпень. Пялятся-пялятся. И глаза у них мутные, намозоленные бедами.

С кем беда? Где? Перси не помнил. Он встал, держа бумажник в горсти, и побрел прочь от догорающего дома. Люди расступались, тыкали пальцами в спину и разевали рты. Какого хрена им всем нужно?

И как Перси вообще очутился тут.

Пришел. Точно пришел. Искал карлика циркового и нашел. Еще ворон был, издевался, скотина. А потом рвануло. Хорошо так рвануло. И видать взрывом-то вынесло.

Повезло.

Тогда повезло и теперь тоже. Перси вообще везучий. Корсет помог, сберег и ребра, и нутро. Только голова гудит и из носу кровь хлещет. Проходивший мимо вампир вздрогнул, остановился и, жадно втянув ноздрями воздух, покачал головой. После поднял руку, подзывая кэбмена, а Персиваля подхватил за локоток, точно Перси — девица немощная.

Вампир чего-то втолковывал, разевая рот, а Перси глядел на клыки и думал, что если этот решит кинуться, то будет конец. Не решил. Помог забраться в экипаж и платок дал, чтоб, значит, было чем нос заткнуть.

Спасибо.

— Эннисмор-Гарден-Мьюс, — сказал Перси то ли вслух, то ли про себя, но кэб тронулся. Значит, все-таки вслух. Если бы Перси обернулся, а лучше посмотрел вверх, то увидел бы черного ворона. Птица тяжело перелетала с крыши на крышу и по всему старалась не выпускать из виду экипаж.

Только вот смотреть никуда не хотелось. С половины дороги Персиваль поняв, что сидеть не может, сполз на пол и лежал, скрутившись улиткой и желая одного: сдохнуть.

Довезли живым.

Вытряхнули, и кэбмэн, выцепив из бумажника банкноту, посоветовал по-дружески:

— Вы б аккуратнее были, мистер.

Типа Перси нарочно так.

Домой пробирался крадучись и через мастерскую: тетушкам долго объяснять придется, что да почему, а вот Дорри, глядишь, быстро сообразит. Дорри — головастый.

Дверь была открыта, а внутри, на ящике восседал джентльмен в желтом сюртуке и коричневых брюках. В одной руке он держал котелок, в другой — трубу, ощетинившуюся разноцветными стеклышками.

— Прошу простить меня за вторжение, — сказал джентльмен, спрыгивая с ящика. — Но здесь было открыто. И позвольте представиться, Уолтер Баксли к вашим услугам.

А Дорри где?

У типа круглая хомячья харя и золоченые окуляры добавляют ей мерзковатости. Зализанные волосы сияют бриллиантином, а в галстуке просверкивает алмазная булавка.

Богач.

Незнакомый.

Какого хрена он тут делает? И все-таки где Дорри?

— Знаете, вы выглядите несколько… помятым, — сказал тип, поправляя окуляры. — Смею предположить, что не так давно вы побывали в некой переделке. Не бойтесь, выспрашивать подробности не буду.

Можно подумать, Перси ему бы сказал.

— Дорри где? — эхо собственного голоса мозжит голову. Каждое слово — как удар молота.

— Дорри?

— Дориан. Дррроу. Х-хоцвальд.

Вышло как "хцвльд". Джентльмен отложил трубу и котелок, куда-то исчез — шея не поворачивалась, и поглядеть, куда исчез, не вышло — но вернулся с фарфоровой кружкой, которую сунул в руки.

— Выпейте. И присядьте. Знаете, сказанное вами интересно. Хотя я заглянул сюда совершенно по другому вопросу и, может статься, вы мне поможете? Я ищу девушку.

Вода холодная. Вкусная. Она провалилась в Перси, прочистив глотку, и аж дышать стало легче.

— Минди Беккет.

— Зачем?

— Ну… пожалуй, затем, что чувствую себя несколько виноватым, ибо имею все основания полагать, что побег ее был спровоцирован моим поведением. Порой я бываю невыносим. И следовало предположить, что девушка с ее характером…

— Короче.

— Короче, она исчезла. А поскольку Летиция Фаренхорт категорически не желает обращаться в полицию, я взялся за дело сам. Одну минуту.

Хоть бы он совсем сгинул со своими словесами. Зудит и зудит. С мыслей сбивает, а они и без того тугие, точно новые сапоги. Правда натирают не ноги — голову.

Вернулся. Сунул под нос газету и пальчиком ткнул, точно сомневался, что Перси разглядит объявленьице. Хотя разглядеть-то разглядел, а вот читать не выходило. Перси сдавил голову, опасаясь, что черепушка вот-вот разломится изнутри. Ох и крепко ж его приложило-то!

— Признаться, я решил, что если объявление выделено, то Минди здесь была.

— Была, — подтвердил Персиваль.

— Замечательно! Когда?

— Давно. Дорри с ней письмецо передать хотел. Потом сам полез.

— И?

— И все.

Отрадно было видеть, как рожу перекосило, аж очки с уха съехали.

— Ты Дорри не видел?

Кажется, Перси это спрашивал, но ответа не помнил.

— Здесь никого не было, — сухо произнес Уолтер, отбирая кружку. — А вам все-таки следует привести себя в порядок.

Конечно. Всенепременнейше. Как только, так прямо и сразу, лишь бы отцепился.

— И попытаться понять, о чем я вас спрашиваю. Если с девушкой что-то случилось или случится, то вашему приятелю грозят серьезные неприятности.

— Точно, — радостно согласился Перси. — Неприятности. У него сестра — кукла. Наверное, она тоже взорвется. Джо взорвался. Голова болит.

— Почему Джо взорвался?

— Потому что кукла.

— Ну-ка, посмотрите на меня.

Уолтер вдруг оказался рядом, вцепился в разбитый подбородок и дернул вверх, запрокидывая голову. Во второй руке появился золоченый диск на цепочке.

— Смотрите. И не моргайте. Сейчас все будет…

…будет-будет-будет. Эхо окружило Персиваля, ткнулась горячим носом в ухо, протискиваясь внутрь головы. Там оно распустилось, раскинула щупальца, выбирая боль до капельки.

Это было чудесно.

А когда нажравшееся эхо полезло назад, Персиваль закрыл глаза. Вокруг сияло солнце, и сквозь теплый-теплый свет доносился чей-то голос:

— Расскажите обо всем. С самого начала и подробно…

В доме смердело дымом. Едкая вонь всенепременно впитается в обивку, обои и тяжелые шторы, уничтожив даже то немногое, что уцелело после взрыва.

Леди Фэйр стояла на лестнице и смотрела, как суетятся люди, собирая и раскладывая на полу остатки того, что некогда было куклой.

Блестящий пальчик с розовым ноготком. И золоченая ладошка. Осколки белого фарфора и синий глаз, уцелевший и теперь взиравший на закопченных купидонов.

— Дорогая, тебе лучше будет прилечь, — в который раз повторил лорд Фэйр. И сам же схватился за голову, сморщившись.

Его задело, и теперь на щеке алела царапина.

Бедняжка.

Сама леди Фэйр чувствовала себя почти нормально. Разве что была странно равнодушна и к тому, что произошло, и к тому, что происходило.