Джанин Фрост - Бесконечный поцелуй тьмы

Он ничего не говорил, давая ей привыкнуть к потоку чувств от окружающего. На свой второй день бытия вампиром она проснулась за несколько часов до наступления темноты, настаивая после того, как насытила голод свежими пакетиками, с которыми вернулся Горгон, что сама примет душ. Как и предупреждал Менчерес, положительных результатов это не принесло. Кира оторвала душевую дверцу, когда попыталась открыть ее, затем вырвала кран из стены в попытке выключить воду, завершив принятие душа уже без дверцы. Расстройство из-за неспособности контролировать свои силы вызвали очередной приступ голода, что также было неудивительно. Гнев и голод для новорожденных вампиров были крепко связаны, и со всеми повысившимися до ранее неизвестного уровня эмоциями ближайшие дни Киры будут полны непостоянства.

— Это кажется каким-то неправильным — не видеть темноту, — произнесла Кира, наконец, прерывая свое молчание. — Я знаю, что сейчас ночь, но больше похоже на ясный день, просто солнце не режет глаза. Никаких теней. Одни только пятна. Ты долго привыкал к тому, что темноты нет?

Менчерес попытался вспомнить свои первые дни в качестве вампира. Это было так давно, что казалось, будто превращение происходило и не с ним вовсе. Он вспомнил голод, охвативший его, когда он впервые проснулся — ни один вампир этого не забудет. Но он не мог вспомнить, на что была похожа истинная ночь, когда он еще был человеком, поэтому не мог сказать, сколько понадобилось ему времени, чтобы привыкнуть.

— Многие из тех первых дней я забыл, — признался он.

— Потому что ты старше грязи, да? — Кира бросила на него косой взгляд. — Тогда скажи мне, тебе тоже по звукам это место напоминает бомбардировку? Или ты за эти годы научился приглушать фоновый шум?

На мгновение он сосредоточился на звуках, наполнявших лес. Нет, он не обратил на них никакого внимания, определив только, естественные они или представляют угрозу, которую необходимо устранить. Он просто научился приглушать их, как описала это Кира? Или же он настолько пресыщен, что его больше не интересует пение сверчков, танец листьев, касание тянущихся друг к другу ветвей и животные, охотящиеся за пропитанием или добычей?

— Ты научишься выбирать то, на что обратить свое внимание, — ответил он.

Это была правда. Он мог и не замечать лесные звуки, но мог описать Кире каждый нюанс ее изменившегося, пока она шла рядом с ним, запаха. Или же сказать, сколько раз ее глаза вспыхнули изумрудами, когда она мельком замечала в окрестностях что-нибудь с бьющимся сердцем.

Кира остановилась и подняла лицо вверх к деревьям.

— Светлячки. Я не видела их с детства. Мы с Тиной ходили в лес у нашего старого дома, чтобы попробовать поймать их…

Менчерес остановился и проследил за ее взглядом к светящимся насекомым, разбросанным по всему воздуху. В ее голосе появилась тоскливая нотка воспоминаний, которых у него не было. Даже если бы он помнил свое детство, у него не было братьев и сестер, близких к его возрасту, и на его родине подобных созданий не было.

Но эти воспоминания что-то значили для Киры, привязывая ее к потерянной юности. Он посмотрел на ее профиль. Голова ее была откинута назад, полные губы приоткрылись, а бледная линия шеи образовывала резкий и соблазнительный контраст на фоне леса. Она выглядела такой красивой. Почти неземной. Несмотря на то, что лучше было бы отвести взгляд, он не мог этого сделать.

Пусть он не мог разделить ее воспоминания детства об охоте на светлячков, но он мог подарить ей новое. То, что никто другой не сможет повторить.

Менчерес послал сгустки своей энергии по земле, обхватив ими соцветия нескольких кучек полевых цветов. Один за другим он срывал их, пока в воздухе не воспарили сотни бледно-фиолетовых, синих, желтых и белых цветов. Кира не заметила этого. Она все еще смотрела на светлячков.

Медленно он потянул свою силу назад, пока цветы не начали собираться вперемешку в одно большое облако.

Глаза Киры расширились, когда она увидела туман из цветов, плывущий к ней по земле. Дрожь охватила ее тело.

— Я чувствую, что от тебя исходит энергия. Что ты делаешь с ними?

Она не смотрела на него, пока спрашивала это. Менчерес не ответил, а послал свою энергию очередной волной, группируя цветы в хвостатую комету, в каком-то немыслимом танце то ныряющую вниз, то устремляющуюся к верхушкам деревьев. С губ Киры сорвался звук, походивший на нечто среднее между пораженным вздохом и смехом, и ее лицо разрумянилось от удивления, а не от боли и шока, как бывало в последние два дня.

Она все еще не смотрела на него, а продолжала наблюдать за танцующими цветами. Менчерес растянул комету в одну длинную полосу и сделал этой мягкой, ароматной лентой несколько устремленных вверх вихрей, прежде чем собрать цветы в круг в нескольких метрах над головой Киры. Затем он постепенно расширил его и опустил вокруг нее, охватывая ее в объятие цветов.

Она посмотрела на окружающие ее кольца полевых цветов и протянула руки, не касаясь их. Потом она, наконец, посмотрела на Менчереса. Ее зеленые глаза светились совсем не тем оттенком, что окрашивал их, когда она любовалась светлячками.

— Отпусти их.

Ее голос был тише, и этот мелодичный шелест обвился вокруг него невидимым захватом. Менчерес ослабил свою силу, позволяя цветам осторожно опуститься на землю вокруг нее. Что-то внутри него сжалось, когда Кира начала медленно подходить к нему.

Сокращая расстояние между ними, Кира не отводила взгляд. На эту прогулку она пошла, намереваясь выяснить, зачем он преследовал ее. Узнать, что мотивировало Менчереса: подозрение или желание увидеть ее снова. Но теперь в этом не было необходимости. Она чувствовала его тягу к ней, просачивающуюся сквозь ту стену, что он воздвиг вокруг себя, всё расширяющимися потоками, пока она не превратилась в материальную силу, невидимую, но находящуюся повсюду.

И это разожгло в ней голод, от которого она чуть не рухнула на колени. Она хотела коснуться его кожи, ощутить вкус его губ и запутаться руками в его длинных волосах, пока он будет держать ее в своих руках совсем по-другому, а не просто защищая. Пульсация наращивала в ней темп, пока она подходила ближе практически на расстояние прикосновения, горя от нетерпения почувствовать, как он окружает ее телом, а не просто своей силой.

— Кира, — низким голосом произнес он, втянув в себя воздух, будто бы вдыхая ее имя. Она потянулась к нему. Ее руки почти болезненно жаждали соединиться с его плотью. Менчерес поймал их, но держал их от себя подальше, а потоки его ауры изменились от желания к разочарованию.

— На самом деле ты этого не хочешь.

Она почти рассмеялась над нелепостью такого заявления. Разве он не чувствовал растущую в ней боль, слишком сильную, чтобы быть названной желанием, слишком глубокую, чтобы быть обычной жаждой? Если она могла чувствовать бушующие внутри его барьеров эмоции, разве он не мог чувствовать и ее?