Элли Каунди - Воссоединенные

Я встаю на колени и начинаю обкапывать растение. Затем достаю луковицу: она коричневая и грязная, с переплетенными корнями. И вспоминаю о Кассии, о том, как мы вдвоем сажали цветы в тот день в городке, и целовались. Этот поцелуй помогал мне выжить все последующие месяцы.

Я смачиваю ткань в ручье и завертываю в нее луковицы, одну за другой. Я все копаю и копаю, солнце пригревает, и я решаю, что мне начинает нравиться запах земли. Спина уже побаливает, поэтому я встаю и потягиваюсь. Сумка почти полна.

Окер нетерпеливо ждет, когда же я закончу. Он приседает рядом со мной и начинает неуклюже выдергивать растение. Цветки раскачиваются туда-сюда, туда-сюда. Он вытягивает коренья, сминая их своими скрюченными руками, и передает мне. — Оберни их, — просит он. — Сделай это для меня.

Я заворачиваю урожай Окера и заполняю наши сумки доверху. Когда я уже готов повесить обе сумки на плечо (мне придется нести его сумку, так как она теперь тяжелая), Окер качает головой. — Я сам справлюсь.

Я киваю и передаю ему ношу. — Думаешь, эта камассия сможет исцелить?

— Я считаю, что это очень хороший шанс, — отвечает Окер. — Пойдем.

***

На обратном пути в деревню Океру приходится часто останавливаться и переводить дух. — Забыл поесть утром, — говорит он. Впервые я вижу его выдохнувшимся. Он прислоняется к скале, с гримасой нетерпения на лице, и ждет, когда сердце замедлит свой бег.

— Меня всегда занимал один вопрос, — замечаю я. Окер что-то бормочет себе под нос и не отвечает, но я продолжаю говорить. — Откуда поселенцы знали, еще до возникновения мутаций, что у них иммунитет к чуме?

— Им уже много лет известно о том, что они иммуны, — произносит Окер. — Когда Общество впервые напустило чуму на Врага, один из сбрасывавших вирус пилотов сбежал со своей базы и добрался до ближайшей к Камасу каменной деревни.

С минуту Окер переводит дыхание. — Что этот идиот не осознавал, когда пришел туда, так это то, что он переносчик заразы. Он думал, что чума распространяется только через воду, потому что именно так он отравлял водоемы Врага. Но зараза также передавалась при личных контактах, а он контактировал с врагами и даже оказывал помощь некоторым из них до того, как пришел в деревню.

— А почему он убежал в деревню? — спрашиваю я.

— Потому что он принимал активное участие в судьбе исчезнувших, — объясняет Окер. — И был знаком с деревенскими жителями. А ровно через неделю после того, как он укрылся там, болезнь свалила его. — Окер отталкивается от скалы. — Идем.

Повсюду в ветвях щебечут птицы, а трава вдоль тропы выросла настолько высокой, что цепляется за штанины. — Конечно же, Общество имело в запасе лекарства для всех своих работников, — говорит Окер. — Но, так как этот пилот не вернулся домой, он не получил лекарство. Он ушел в каменные деревни и умер там.

— Умер, потому что у деревенских жителей не было для него лекарства, — уточняю я. — Или потому что они его убили?

Окер строго смотрит на меня. — Они вывели его в лес, снабдив водой и пищей, но уже знали, что он умирает.

— Им пришлось это сделать. Они думали, что он может заразить всю деревню.

Окер кивает. — Когда пилот заболел, он поведал им о чуме и о Враге, и о том, что произошло. Он умолял жителей сходить в Общество и достать лекарство для него. Но к тому времени он уже заразил большую часть деревни. Они решили, что скоро тоже умрут, и что им ни за что не успеть вовремя достать лекарство. И им пришлось сделать то, что было в их силах.

Окер смеется. — Естественно, тогда они еще не подозревали, что у них у всех есть иммунитет.

— Они изгнали еще кого-нибудь? — спрашиваю я.

— Нет, они изолировали якобы зараженных, но ни один человек так и не заболел.

У меня вырывается вздох облегчения.

— Общество, конечно, вовсе не волновало, иммуны они или нет, — продолжает Окер, — ведь у них уже было свое лекарство. Но зато это кое-что значило для деревенских жителей. Они точно знали, что, если Общество вздумает пустить заразу в их воды, никто не умрет. И, по большому счету, они держали все это в тайне. Каким-то образом, Лоцману стало известно об этом, но он ничего не предпринимал до тех пор, пока не произошла мутация.

— И тогда он задумался, нет ли у деревенских жителей иммунитета и к мутациям тоже, — продолжаю я мысль.

— Точно, — кивает Окер. — Он прилетел сюда и начал расспрашивать местных жителей, не желает ли кто-нибудь проверить свой иммунитет, а также посодействовать в поисках лекарства.

— Я знаю, что некоторые добровольно позволили заразить себя мутировавшим вирусом, — говорю я. — Зачем?

— Ради консервов, — с отвращением произносит Окер. — Весь грузовой отсек воздушного корабля был забит ими, и он пообещал, что привезет еще.

— Зачем им консервы? — удивляюсь я. — Местная пища намного вкуснее.

— Для путешествия в Иные земли, — объясняет Окер. — Консервированная пища хранится годами, она идеально подходит для таких походов. Лоцман пообещал, что обеспечит едой всех путешественников, потребовав взамен лишь нескольких добровольцев для опытов. Людей инфицировали и отправили в другие деревни. Но никто так и не заболел. — Теперь на лице Окера сияет широченная улыбка. — Тебе стоило видеть лицо Лоцмана в тот момент. Он не мог поверить, что есть шанс. Тогда-то он и предложил нам корабли, если мы найдем исцеление от вируса.

Окер обходит островок голубых цветов, растущих прямо посреди тропы. — Твои друзья, которые пытались двигаться, несмотря на болезнь, были гораздо ближе к правде, чем ты думаешь. Те таблетки — не яд. Они — катализатор.

— Катализатор? — переспрашиваю я.

— Когда в Обществе создали чуму для Врага, — говорит Окер, — они вывели еще несколько вирусов ради эксперимента. У одного из них оказались весьма схожие с чумой симптомы — люди падали и оставались лежать неподвижно, — но этим вирусом нельзя было заразиться друг от друга. Человек заболевал, только если съедал зараженную таблетку. И Общество решило применять такие таблетки не для Врага, а для собственного народа.

Окер оглядывается через плечо. — Общество давало названия всем вирусам. И этот назывался Лазурный вирус.

— Почему?

— Это синоним слова «синий», — говорит Окер, — в лабораториях этот вирус изготавливали в таблетках синего цвета, чтобы отличать от остальных. Временами мне кажется, что его название и подтолкнуло чиновников производить его в синих таблетках. Общество модифицировало Лазурный вирус и стало применять его для иммунизации младенцев. А затем, если возникала необходимость, человеку давали таблетку, чтобы катализировать вирус в организме.

— Идеальная логика Общества, — замечаю я. — Оно тебя защищает, но одновременно контролирует с помощью вируса. Но почему раньше мало кто впадал в кому?