Джессика Ширвингтон - Объятья

Хотя я и отправилась по извилистому пути, по времени было еще рано, когда я доехала до улицы Линкольна, я увидела его через окно в магазинчике на углу. Он стоял спиной ко мне и был в тренировочном костюме - черные треники и белая футболка без рукавов, которая открывала его золотистый загар и выгоревшие на солнце каштановые волосы. Он был в ладах с солнцем, в отличие от меня, которая избегала его даже под колпаком и намазавшись солнцезащитным кремом. Я, воспользовалась моментом, нежилась в лучах тепла, которое снисходило на меня всякий раз, когда он был поблизости, и подготовила себя к тому, что будет впереди, сейчас, когда мой отец открыл свою ловушку. Я наблюдала как Линкольн нагружал продуктами корзину, после того как сперва изучал таблицу питания на обороте каждой упаковки. Все, за исключением, моих любимых шоколадных бисквитов, он отбрасывал, не взглянув на них дважды. Я для смелости набрала воздуха и постучала по стеклу, чувствуя более отвратительную версию волнения, которую я всегда ощущала в ожидании встречи с ним. Он обернулся, уже улыбаясь, как будто даже не глядя на меня знал что это была я, и не смотря на все мои приготовления, у меня перехватило дыхание и мой живот разразился специфическим фейерверком, посвященным исключительно ему. Можно подумать, что если я смотрела на его лицо почти каждый день в течении двух лет, я бы справлялась с этим получше. Неа. Я оглядела его улыбку, ища признаки изменений, когда он показал в воздухе два пальца, давая мне понять, что он будет через пару минут. Когда он повернулся спиной, я остановилась кивая как идиотка, и задалась вопросом (в миллионный раз) , если бы он мог увидить какой потрясенной я была. Если и видел, но никогда мне не показывал этого. Его улыбка не предлагала ничего либо. Она была такой ж прекрасной...платонической...улыбкой как и всегда.

Смеркалось, когда я остановилась рядом с парочкой выброшеных упаковок из под молока - самодельного перерыва для работников цеха, если кучу окурков вокруг них можно было как-то объехать. Прохладный вечерний ветерок пронес сквозь теплый воздух, и я повернулась к ней лицом, закрыв глаза, рисуя ее. Когда я это сделала, мне стало известно о растущем оркестре из сверчков на расстоянии. Это было то время года, когда даже если поблизости не было садов, их песни все равно наполняли ночь. Когда я открыла глаза, оранжевые фонари начали мерцать. Здания, которые располагались по краю тротуара, бросали острые неровные тени на улице, мгновенно меняя настроение на мрачную игру света захваченного тенью. Настроение прокралось и в меня и мне пришлось приложить усилия чтобы предотвратить мой разум от бегства, от того, чтобы заставило меня пережить то, чего я не хотела. Но как только я оттолкнула одну тревожную мысль, ее место тут же заняла другая - именуемая "деревянной шкатулкой моей матери". Я была так благодарна, что у меня имелось так много обособленно практики, потому что прямо сейчас мне не хотелось думать о том, что она могла знать что умрет. Да....совсем не до этого.

- Все готово. - Линкольн оказался рядом со мной, а я даже не услышала. Нехорошо, Ви. Я бросила на него быстрый взгля, нервная, чтобы задержать взгляд подольше.

- Эй. Ты готовишь?

- Ага, я подумал я смогу. Все в порядке?

- Конечно. Что в меню? - поинтересовалась я, засовывая прядь волос за ухо. Мы направились к складу Линкольна и я взяла одну из сумок, чтобы облегчить его ношу. Наши пальцы едва соприкоснулись и этого было достаточно, чтобы мое сердце пустилось вскачь.

- Паста, курица, базилик, фета, - обыденым тоном сообщил он мне, перечесляя ингридиенты моего любимого блюда. Я закусила нижнюю губу. Симпатичная еда. Дерьмо.

Прогуливаясь по складу Линкольна, волна наслаждения захлестнула меня. Это ощущалось как возвращение домой, больше, чем где-либо еще. Линкольн только приобрел его, когда мы впервые встретились. По стандартам склада, он был маленьким, но огромным по стандартам гостинная-на-одного-человека. Это была просто свалка, когда он достался ему, но постепенно он довел его до ума и я должна была отдать ему должное, у него было хорошее видение. Он любил его. Так же как и я. Самое прекрасное, что в нем были огромные арочные окна по обе стороны. В течении дня, они бросали водопады света на большое открытое пространство, затопляя его. Это было совершенное место для исскуства. По этой причине оно мне нравилось. Другая больше связана с его обитателем.

Мы молча выложили продукты на кухне. С каждым открытием холодильника или шелестом пластиковых пакетов, мое сердце билось сильней и мне становилось более тревожней, задаваясь вопросом что же он собирается сказать.

Но он ничего не говорил. Вместо этого, она начал выкладывать ингридиенты на скамейку, как он всегда делал, и начал готовить ужин. После того как он достал разделочную доску и все было готово, он взглянул на меня, подняв брови.

- Итак..., - он откашлялся. - Как прошел твой день?

Я поняла что стояла молча и неподвижно посреди кухни словно потерянный ребенок. Я оторвала ноги от пола и направилась к стойке, прислоняясь к ней так непринужденно, как только могла.

- Отлично. В школе все хорошо. Я поступила на курсы Фентона.

Линкольн положил нож и повернулся ко мне, ухмыляясь от уха до уха. Мое сердце расстаяло, потому что он настолько хорошо меня знал. Знал, как много эти курсы значили для меня.

- Слава Богу! Я волновался что отдаю свою стену любителю, - поддразнил он, притягивая меня в объятия. От него пахло солнцезащитным кремом и его тело излучало тепло. В его руках я расслабилась. Мне нравился тот факт, что я была идеальной высоты, так что моя голова покоилась у него на плече. Это было словно мы были двумя частями головоломки. Мы подходили друг другу идеально. Конечно, как только я расслабилась, Ликольн отступил.

Это было просто как одно из миллиона объятий, что мы разделили, и хотя каждый раз я желала чтобы это значило больше, его язык тело разубеждал меня в этом.

- Так что, - произнес он, - ты готова к передаче официальных прав собственности?

- Ага, определенно, - ответила я, перегруппировываясь. - Сначала я собираюсь положить слой грунтовки, если что, ладно?

- Это твоя стена - делай с ней все, что тебе вздумается.- Он улыбнулся, возвращаясь к разделочной доске. Я почти год умоляла его позволить мне расписать одну из его стен и наконец, уговорила его.

- Как на счет того, что сначала мы поедим? - предложил он. - Я умираю с голоду.

- Конечно.

Мог ли он в самом деле планировать не говорить об этом? Люди всегда хотят знать детали. Сперва это были власти. Затем мои предполагаемые друзья, которые не позволили бы мне забыть. Затем до меня дошло, может ему было плевать, он не хотел знать. Прежде чем я позволилю себе ступить на это скользкую тропинку, я заставила себя решить. Я должна была либо терпеливо ждать, скажет ли он сам что-нибудь, или просто сказать самой.