Эйвери Уильямс - Невозможное завтра

– Да, – отвечает он копу.

Офицер поднимает стекло и выбирается из машины. Он держит свой блокнот открытым на странице, как я заметила, покрытой пятнами кофе и удивительно элегантным почерком.

– Меня зовут офицер Сполдинг, – представляется он, подходя к нам поближе. Я могу учуять мятный запах его жвачки. – Я расследую дело об убийстве учителя, мистера Шоу. Вы знали его?

Волоски на моих руках встают дыбом. Кир выпрямляется и сосредотачивает взгляд на копе.

– Да, – отвечает он. – Он был нашим учителем по биологии. А есть ли какие-нибудь успехи в расследовании?

Офицер Сполдинг снимает свои очки. Его глаза светло-зеленого оттенка, которые я могу описать только как кошачьи.

– Я не могу ответить на этот вопрос, – говорит он, – но существуют, скажем, так, некоторые неувязки. – Он улыбается, обнажая невероятно белые, очень ровные зубы.

– Какого рода неувязки? – Не унимается Кир, сужая глаза. Наверное, он переживает, что допустил ошибку, оставил какие-то частички улик, которые не складываются в картину преступления. Офицер Сполдинг не отвечает. Вместо этого он смотрит на меня.

– А что насчет тебя? Ты знала мистера Шоу? – Он поднимает руку к голове, как бы для того, что убрать гриву волос, которых там уже нет, и неловко похлопывает себя по затылку.

– Да, – тихо отвечаю я. – Он был учителем по биологии, как и сказал, Ной. – Было так нелепо использовать имя Ноя.

– И замечала ли ты что-нибудь странное в его поведении? Как он вел себя со школьницами, к примеру? – Коп сузил глаза, изучая мое лицо.

Значит ли это, что полицейский нашел ежегодник Кира? Тот, который содержал в себе перечеркнутые лица школьниц, которых он исключал, ища меня. Какие другие улики у них могут быть?

– Конечно же, нет, – отвечает Кир. – Что вы под этим подразумеваете? – Его голос звучит сердито. Он кивает мне головой, напоминая стоять за ним.

– Мистер Шоу вел себя как-то странно по отношению к тебе?

– Н-н-нет, – заикаюсь я. – Конечно, нет. Он был отличным учителем. Не могу поверить, что он мертв.

– Извините, детишки. Я должен проверить каждую зацепку. Это моя работа. – Офицер Сполдинг засовывает свою ручку за ухо, где она опасно держится. Он вновь улыбается, больше не жуя жвачку. Задумываюсь, не проглотил ли он ее. – Спасибо, что уделили мне время. Пожалуйста, позвоните мне, если вспомните что-либо – все, что угодно – о мистере Шоу. Особенно, – добавляет он, – если вашим подругам есть, что сказать.

Дрожа, я беру визитку, которую он протягивает. Хотелось бы мне сказать ему, что мистер Шоу был ничем иным, кроме как миражом. Что человек, который «убил» его, стоит прямо напротив его патрульной машины. И если у меня все получится, то этот убийца наконец-таки встретится со своим настоящим концом у каньона Тилден Парка.

– Я принес тебе кое-что, – говорит Кир, когда мы добираемся до начала тропинки, и протягивает свою руку. Он застенчиво улыбается, будто мы были самой обычной парой на свидании.

Сейчас только пять вечера, но темнота опускается быстро, как занавес на сцене. Первые холодные иглы звездного света сияют над нами, пронзая блеклое лазурное небо. Я на гране срыва во время всей поездки в парк, дороги, которая вьется вокруг холмов Беркли. Кир водит быстро, поворачивая с привычной скоростью.

Я заставляю себя улыбнуться и сказать:

– Что же?

Он раскрывает ладонь и показывает ожерелье на серебряной цепочке, лежащее в середине его ладони. Он держит его так, чтобы я могла увидеть очаровательную небольшую птичью клетку, которая висит на ней, с крошечной птичкой внутри.

Она сияет в свете полной луны, которая взошла на небе, когда я не видела.

Птица, заточенная в серебряную клетку. Как и я.

– Это та серебряная нить, которая связывает твою душу с твоим телом, – Кир сказал мне это, когда сделал меня тем, чем я являюсь. – Зелье разрывает эту связь. Вскоре ты будешь свободна.

Свободна. Ничто не может быть столь далеким от правды.

– Мне нравится, – я лгу. Он просит меня повернуться, и я повинуюсь, поднимая волосы с шеи так, чтобы он смог застегнуть цепочку. Она ощущается льдом на моей коже.

Ветер колышет растущие здесь эвкалиптовые деревья, наполняя воздух ментоловым маслом. Кир обхватывает руками меня за талию, и я чувствую тепло солнца шестисот лет, тепло, достойное лета.

– Может, прогуляемся? – Мягко спрашивает он. – Не пойми меня неправильно. Мы можем просто стоять здесь, если хочешь. Мне, как бы, это нравится. – Я не могу видеть его лица, но знаю, что он улыбается. Он сжимает меня крепче, но я трогаюсь с места.

– Пошли, – отвечаю я, разворачиваясь к нему, улыбка окрашивает мои потрескавшиеся губы. Когда я двигаюсь вперед по тропинке, у меня складывается ощущение, будто я хожу из одного мира в другой, от сна к бодрствованию. Два места с разной логикой, разными правилами.

Мы шагаем, и я пытаюсь приноровиться к его скорости. Мне не нравится, когда он идет позади меня, – я ему не доверяю. Было слишком легко успокоить его, говорит мне мой мозг. Он знает, что я собираюсь сделать, продолжает он. Он всегда знает.

И что с того, что он знает? отвечаю я себе, играя с ножом в кармане. Так или иначе, это закончится сегодня.

Впереди нас тропа вьется в гору, засыпанная листьями эвкалипта и полосами их горючей толстой коры. Я слышу шелест в деревьях впереди. Резко останавливаюсь, от холода на моих руках пробегают мурашки.

– Что-то не так? – спрашивает он.

– Ты слышал это?

– Нет, – отвечает он, поднимая голову и прислушиваясь. – Здесь нет никого – парковка абсолютно пуста.

– Ты уверен? – говорю я. Мне не нужен какой-нибудь геройский свидетель, который попытается спасти жизнь тому, кто должен был умереть столетия тому назад.

– Я уверен.

Мы ждем, но ничего не слышим, кроме легкого ветерка из леса.

– Хочешь вернуться обратно? – спрашивает он, его глаза прикованы к деревьям.

– Нет, все в порядке, – говорю я, вновь начиная идти. Я иду быстрее, решительность наполняет мои мышцы.

Мы, тяжело дыша, подходим к крутому обрыву. Под нами простирается весь район залива, мерцающий, как ожившая топографическая карта. Отсюда мы можем видеть мост Золотые Ворота, окружающий мысы Марин. Города Беркли и Окленд, мерцающие в чистом воздухе. Мост через залив всего лишь полоса света, разрезающая беспокойную чистую воду.

– Красиво, – говорит он, беря меня за руку.

Ниже находится крутой обрыв. Я отпускаю его руку и придвигаюсь ближе к краю.

– Давай посмотрим, – говорю я, останавливаясь всего в нескольких футах от обрыва.

– И так хорошо, – говорит он. – Я лучше останусь здесь.

Я пожимаю плечами и продвигаюсь все ближе и ближе до тех пор, пока не вижу подножие горы. Луна омывает пропасть молочным светом. На дне находятся камни. Я закрываю глаза, всего лишь на секунду, и представляю скрученное и разбитое тело Ноя, лежащее внизу.