Ольга Матвеева - Иван-Дурак

— Мам, а это у тебя откуда? — спросил Иван, кивнув на стену.

Мать почему-то снова покраснела.

— Так, молодежь, умываться и за стол. За завтраком расскажу.

На завтрак было шампанское и икра, которые Иван привез с собой, и гренки, которые нажарила мать, потому что Иван так любил их в детстве. Он давно изменил этому своему пристрастию, но мать всегда их готовила, когда он возвращался домой. То ли не хотела замечать, что он давно вырос, и то, что было близко ему тогда, сейчас чужое и уже ненужное, то ли она своими гренками и своими разносолами пыталась вернуть ушедшее время, когда сын был мал, а она сама молодой. Все тогда было еще впереди, а сейчас? Сейчас?

— Мама, ну расскажи, откуда у тебя взялись все эти картины?

— Те, что похуже, похожие на детские рисунки, это мои, — она снова покраснела, — гербарии тоже мои, а вот тот натюрморт с белыми грибами и карасиками, а еще вон тот зимний пейзаж это… это мне подарили.

— Ты начала рисовать? — Иван вскочил и принялся рассматривать полотна, рисунки и аппликации. — Мама! Но это же чудесно! Это талантливо! Вот от этих кошек я вообще в восторге! Мам, я в первый раз вижу, чтобы кошки на полотне выглядели не пошло. Какие они у тебя! Настоящие дворовые бандиты! Ха! А у черного даже ухо оборвано. Хорош, хорош! — он вернулся за стол.

— Да ладно тебе, это так, ерунда, баловство, — отмахнулась мать.

— Нет, мама, это вовсе не ерунда. Но откуда? Откуда? Ты же никогда этим не занималась. Расскажи, что заставило тебя взяться за кисти и краски?

Мать вдруг погрустнела.

— Да не вдруг это все, не вдруг… Так уж вот получается, что о самых близких людях мы не так много и знаем. Я рисовала в детстве. Очень любила. А потом это все забылось. Институт, учеба, работа, семья. Не до красок было. Сам знаешь, сколько времени занимали домашние дела. Всех накормить, напоить, убрать, прибрать, помыть, постирать, погладить. Вот в заботах жизнь-то и прошла. Сначала ты уехал, потом бабушка умерла, потом отец, и осталась я одна в пустом доме. И тут оказалось, что я жила для других, а для себя я жить не умею. Оказалось, что я не знаю, что делать с собой. Еще выяснилось, что и заботиться я могу только о других, а о себе — нет. Я целыми днями сидела перед телевизором, не убиралась, посуду мыла редко. Деградировала. Я теперь переживала за героев сериалов. Жила их жизнью, потому что своя-то вроде бы и закончилась со смертью твоего отца. У меня впервые появилось время, чтобы подумать о том, кто я, зачем я? И тут знаешь, что выяснилось — что до старости дожила, а кто я, не знаю. Бывшая учительница, вдова, мать повзрослевшего сына, который больше во мне и не нуждается. Все как-то в прошлом.

— Мам, ну что ты, — ввернул Иван, — ты мне очень нужна.

— Именно поэтому ты мне и звонишь так часто, и приезжаешь раз в год. Хотя мне грех жаловаться, к некоторым совсем не приезжают. — Вздохнула мать.

— Ну, мама… ну ты же понимаешь…

— Я все понимаю, сынок. Я все понимаю. У меня замечательный сын. Все мои оставшиеся в живых подружки мне завидуют. И все это, — она махнула рукой в сторону стен, увешанных картинами, — тоже благодаря тебе. — Иван посмотрел на нее удивленно. — Да, благодаря тебе. На чем я остановилась? Ах да, я не знала, кто я. Какая-то женщина в прошлом. Даже не с прошлым, а именно в прошлом. Было такое ощущение, что потеряв всех близких, я потеряла и себя. Как будто каждый из них забрал с собой кусок меня, и вот осталась лишь оболочка — несчастная одинокая старуха, внутри которой пустота. С такими мыслями я и существовала. Заполняла эту пустоту телевизором. А ты… ты предложил сделать ремонт. Вот с этого все и началось. Мне, конечно, все это не нравилось — грязь, пыль, шум, посторонние люди в доме. Никаких условий для нормальной жизни. Но однажды, когда обед готовила для строителей, я поняла, что снова живу. Что у меня снова появились желания. Мне хотелось, чтобы этот бардак поскорее закончился. Еще мне теперь хотелось, чтобы мой дом впервые за десятилетия своего существования стал красивым и удобным. Я сама выбирала обои, краски, плитки. А потом уже настал черед мебели, занавесок, светильников. Это было так… волшебно! Создавать красоту. Я впервые в жизни с удовольствием тратила деньги, не думая о том, что я слишком расточительна, что если я куплю это, то мне не хватит на то. Ты же помнишь, как мы жили — каждую копейку считали. И вот ремонт был закончен, я смотрела на голые стены, и мне хотелось их как-нибудь украсить. И, знаешь, я придумала! Однажды я пошла клубнику собирать на луг… Собираю я ягоды и кроме них ничего не вижу, а потом голову-то подняла, а тут и цветы, и травы. Как пелена с глаз упала: смотришь на что-то одно, зацикливаешься на чем-то одном, света белого вокруг не видишь… А иногда достаточно просто поднять голову и посмотреть вокруг — мир-то, он огромный, в нем столько всего есть… Трава вот, цветы. Вспомнила я, как гербарии нас на каникулах в школе заставляли делать, и подумала, что из этих-то растений такие композиции можно сотворить. И компьютер… Позвала внука Марь Петровны, соседки, он меня пользоваться научил, в Интернет заходить. Гордый был — старую бабку чему-то учит, да еще и деньги зарабатывает. Платила я ему за уроки-то. Копейки, а малец и рад. Мне подруги говорят: «Куда ты лезешь? В Интернет она подалась! Не смеши людей! Сиди уж смирно, да век свой доживай». А мне интересно. Я научилась. Нашла, как растения правильно сушить, чтобы они цвет не теряли. Все лето собирала, а осенью начала композиции составлять. Красиво ведь получилось?

— Красиво, — подтвердил Иван.

— Всем знакомым еще раздарила. Они рады были, а мне приятно — польза какая-то от меня. А еще мне краски твои старые попались, школьные еще, когда я коробки с вещами разбирала. После ремонта все недосуг было. А тут смотрю: краски, кисточки. Дай, думаю, попробую — рисовала же в детстве. Попробовать-то попробовала, да не получается ничего. А загорелась уже, хочется рисовать, и чтоб красиво было. И тут я вспомнила про твоего преподавателя из художественной школы Александра Васильевича. — Тут мать снова покраснела, снова глубоко вздохнула и продолжила, — я номер его в телефонной книге нашла и позвонила. Он, конечно, был удивлен, что баба на старости лет обучаться живописи надумала, но согласился. Даже от денег сначала отказывался. Интересно ему было, что из этого выйдет, да и он тоже немолодой ведь уже — мой ровесник, под семьдесят ему. Да одинокий — овдовел тоже недавно. Скучно ему. Но и заплатила-то я ему всего за два месяца, — мать покраснела еще гуще, помолчала, — в общем, молодежь, Новый год он с нами будет встречать. Вы ведь не против?

Иван от изумления поперхнулся шампанским. Когда откашлялся, восхитился:

— Ну ты, мать, даешь! Так вы что? Как бы это сказать?… Вместе? — она кивнула. — Ну, мама! Ну, мама! Экая ты шалунья! Глядя на тебя и ста… то есть, извини, взрослеть не страшно. Конечно, пусть приходит, я тоже буду рад с ним снова встретиться. Только вот… я ведь не оправдал его ожиданий, боюсь, он будет разочарован.