Ольга Матвеева - Иван-Дурак

— Ну, о «Преступлении и наказании» Ф.М. Достоевского я определенно слышал — училка данное произведение как-то упоминала на уроке.

— Ваня, я серьезно!

— Девочка моя, мужчина, который имеет честь вас любить, получил отличное образование. Не извольте беспокоиться. Великосветские беседы я вести умею. У меня большой опыт.

Как ему не хотелось снова видеть эту ужасную женщину, да еще и строить из себя того, кем он не является. Ну зачем? Зачем?

И вот он нажимал кнопку древнего звонка на хлипкой, ободранной двери, обитой дерматином, и потел от страха. Он, взрослый, преуспевающий мужчина, у которого все есть, у которого ребенок есть, робел, как подросток. Дверь ему отворила Верочка. Критически его осмотрела, кажется, осталась довольна его внешним видом, взяла за руку, провела в гостиную.

— Мама, познакомься, это Иван, мой жених. — Произнесла она торжественно. — Иван — это моя мама, Зинаида Васильевна.

— Очень приятно, — сказал Иван и растянул губы в доброжелательную улыбку, а сам чуть сознание не потерял от ощущения дежа вю: было уже такое — так Ирина Завьялова представляла его своему отцу, а тот, помнится, читал Карамзина, «Историю государства Российского». Так, а у этой что лежит на коленях? Бог мой! Опять Карамзин! «Бедная Лиза» на сей раз. Она это что, специально? Намек, так сказать! Дескать, вот что бывает, когда юная, невинная бедная девушка связывается с богатым эгоистом! Нет, глупость! Нелепая подозрительность. Это просто совпадение.

Зинаида Михайловна не произнесла ни звука, только смотрела на будущего зятя цепким взглядом, от которого Ивану было не по себе. Он церемонно вручил потенциальной теще (тьфу-тьфу-тьфу) букет роз. Зинаида Васильева сухо его поблагодарила и тут же распорядилась, чтобы Верочка поставила цветы в вазу с водой, сама же не сдвинулась с места. Девушка убежала на кухню. Иван остался наедине с фурией, изображающей приличную даму. Ему было страшновато. Дама молчала.

— Вот, я тут принес…, — промямлил Иван и принялся выкладывать на стол из пакетов фрукты, сырокопченую колбасу, форель, семгу, красную икру, сыры. — Ну и вот еще, настоящее «бордо». Верочка мне сказала, что вы мечтали его попробовать.

— Вас неправильно информировали, это только алкоголики могут возвести желание выпить некий спиртной напиток в ранг мечты, а у духовного человека мечты находятся в совсем иной плоскости. А «бордо»… это так… Я бы назвала это маленькой прихотью, возможностью прикоснуться на материальном, что ли, уровне, к французской литературе, которую я очень люблю. Мы, бедные люди, к сожалению, можем себе позволить путешествовать лишь посредством своего воображения, и поэтому разного рода отправные точки, будь то глоток французского вина или запах духов, или саше с лавандой, для нас очень важны.

— По поводу мечтаний. Извините, но алкоголик не станет мечтать о коллекционном вине или коньяке. И даже просто о хорошем вине мечтать не станет. Он о любом вине мечтает, если у него есть потребность напиться и ему все рано, что пить. А вот мечтать о каком-нибудь «Шато-лафите» 1982 года могут позволить себе лишь эстеты.

— Вы, кстати, молодой человек, чем занимаетесь, что можете позволить себе такую роскошь? — Зинаида Васильевна обвела взглядом стол, уставленный продуктами. Иван про себя отметил, что сама Зинаида Васильевна, готовясь к знакомству с женихом дочери, выставила лишь старенький заварочный чайник, три разномастные чашки, давно не чищенные, и крохотную хрустальную вазочку с дешевеньким печеньем.

«Интересно, они действительно так бедны? Или так скупы? Или это просто демонстрация нищеты, которая нужна им для каких-то целей?» — подумал Иван. Собственно, обстановка в квартире была удручающая: обои потеряли свой цвет, очевидно, еще лет двадцать назад, местами они вообще были ободраны, мебель из самого демократичного репертуара пятидесятых годов, даже приемник был, относящийся к той эпохе, все поверхности завалены какими-то книжками, газетами, старыми журналами. Было ощущение, что завалы эти не разгребались со времен юности Верочкиной матери. На абажуре раритетного торшера зияла дыра. Занавески скорее напоминали застиранные тряпки. Полы — с облупленной краской. Даже намека на уют не было в этой комнате. Да и чистотой она не блистала — было ощущение, что воздух в ней наполнен концентрированной пылью. Вслух Иван сказал:

— Я работаю в крупной компании, торгующей алкоголем.

— И какую должность вы там занимаете?

— Заместитель директора. Если все пойдет хорошо, то скоро стану и соучредителем, то есть партнером нашего хозяина.

— Ах, вот оно что! — воскликнула Зинаида Васильевна, — то есть вы спаиваете людей, они отдают последние деньги и свое здоровье за вашу водку, а вы жируете! Я так и думала, что честным путем на все это не заработаешь! — женщина снова обвела взглядом роскошные продукты на убогом столе. — Честные люди, которые не грабят и не спаивают народ, с хлеба на воду перебиваются. — Зинаида Васильевна скорбно поджала губы.

— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Иван, хотя спорить с этой женщиной ему было страшновато, — мы никого насильно не спаиваем. Спрос, так сказать, рождает предложение. Мы, напротив, увеличением ассортимента стараемся развить культуру употребления спиртных напитков. Чтобы у человека был выбор: водку ему пить или благородные напитки, такие, например, как это «бордо». Смею вас уверить, что проблема алкоголизма вовсе не связана с виноторговцами, это, скорее, проблема отдельно взятой личности, ну и, может быть, она как-то перекликается с социальными болячками общества. Хотя с этой гипотезой можно и поспорить.

В комнату впорхнула Верочка и поставила на середину стола вазу с розами.

— Вера, будь добра, порежь то, что принес наш гость, да по тарелкам разложи.

Девушка похватала продукты и снова убежала. А мать возобновила допрос:

— То есть, насколько я вас понимаю, зарабатывая деньги на человеческих слабостях и пороках, вы сможете достойно содержать мою дочь, в случае, если она примет ваше предложение и станет вашей женой?

— Думаю, что да.

— А где же вы станете жить? С вашими родителями? Здесь, как мне кажется, нам троим будет тесновато, а если еще и дети пойдут…

— Я уже давно не живу с родителями: они у меня в одном из районных центров обитают.

— Так это что же, вы на нашу жилплощадь метите?

— Ну, что вы! — Иван вновь посмотрел по сторонам и попытался не показать своего отвращения, — у меня есть своя квартира.

— А сколько вам лет, молодой человек?

— Двадцать шесть.

Лицо Зинаиды Васильевны изобразило крайнюю степень удивления.

— Я вот почти до сорока пяти лет дожила, а на собственную квартиру так и не скопила. Ладно, хоть родители мне эту клетушку завещали, а то бы на улице оказалась. Как-то, знаете, подозрительно мне, что вы такой молодой, а смогли уже жилплощадь приобрести. Да еще и в чужом городе. Признайтесь, что-то здесь нечисто. Не верю я, что такой, извините, сопляк честно мог заработать на квартиру. Уж не бандит ли вы?