Ольга Булгакова - Тяжесть короны (СИ)

— Нет, конечно, — Брэм тряхнул головой. — Тут регент многое просчитал. Шаролезу отойдут три серебряные, пять угольных и одна медная шахты вместе с довольно большим куском земли на границе. Лес, охотничьи угодья. Так же много золота и пара интересных торговых договоров.

Да, нужно было отдать должное Дор-Марвэну. Шахты, угодья, деньги… И, разумеется, мое влияние на дела Муожа, разворот политики и торговли в сторону Шаролеза… Да, продали меня бастарду недешево. Не собиралась комментировать, но брат догадывался, что этот разговор мне нравиться не может. Поэтому добавил:

— Я еще раз говорю. Пожалуйста, пойми, я совершенно серьезен. Если Волар тебе не понравится, скажи мне об этом. И свадьбы не будет.

Подалась к брату, сидевшему рядом, поцеловала в щеку и, заглянув в глаза, сказала лишь одно слово:

— Спасибо.

Не сказала, что его обещания благородны, но напрасны, потому что сама не смогу выполнить свою часть уговора. Я не смогу отказаться от важного для Стратега брака. Этим союзом отчим хотел самоутвердиться, остаться в истории не только Великим Завоевателем, но и искусным интриганом. Даже если Дор-Марвэн не будет регентом, он все равно останется хозяином медальона. И принудит меня в нужный момент сказать «да, согласна».

Брат улыбнулся одними губами. Я видела, что идея моего брака с Воларом Брэму не нравится. Но он поставил интересы государственные выше личной, зародившейся после письма князя неприязни. Брэм был уверен, что в этом вопросе я свободна в действиях и словах. Потому и позволил мне решать.

— Я буду признателен, если ты займешься подготовкой к празднику. Сама понимаешь, у меня сейчас много других хлопот.

К приему будущего мужа, что бы я о нем ни думала, следовало подготовиться тщательно. В таких случаях обязательно нужно было украшать зал так, чтобы в отделке и букетах мелькали любимые цвета жениха. Не стоило забывать и об угощении. Для меня это означало визит к послу Муожа. Граф Кивро был очень тронут моим интересом и с радостью рассказал все, что знал о привычках и предпочтениях князя.

Сама мысль о том, что моим мужем станет бастард, бесила. Осознание моей совершенной бесправности и беспомощности злило до белого каления. А необходимость заботиться о том, чтобы недостойному было приятно, превращала мою и без того непростую жизнь в ежеминутную пытку. Радости не добавляла и жившая в глубине сознания мысль о том, что Волар просто не заметит усилий. Он их из-за недостаточного воспитания не увидит и, следовательно, не оценит.

Думаю, если бы ни присутствие баронессы Лирон, большой любительницы задавать вопросы, я бы задержалась у муожского посла неприлично короткое время. И, слушая щебет женщины и пространные подробные ответы графа, радовалась тому, что догадалась пригласить с собой баронессу. Думаю, в итоге у посла сложилось исключительно приятное впечатление о будущей княгине, искренне волнующейся о благе князя.

После визита к графу баронесса постаралась помочь мне развеяться, забыть о делах государства. Средство для этого она выбрала действенное, — отвезла меня в приют. За время моего отсутствия он преобразился. Здание было то же. Но отремонтированное и украшенное казалось больше и светлей. Занятия, по словам баронессы Лирон, уже закончились, поэтому я не удивилась, увидев во дворе приюта множество играющих под присмотром четырех монахинь детей.

Баронесса была права. Вряд ли что-нибудь могло улучшить мое настроение так, как это сделала непосредственная и неподкупная детская радость. Я провела в приюте несколько часов. Мне рассказывали истории, дарили картинки, читали стихи, хвастались успехами, показывали отремонтированный дом. После пяти вернулись старшие дети, которые учились и работали у разных ремесленников. Дамы пристально следили за тем, чтобы воспитанников приюта действительно обучали, а не использовали в качестве бесплатной рабочей силы. Я была очень довольна плодами своего начинания. Гордилась дамами, о чем не забыла после сказать баронессе. Гордилась детьми, добившимися больших успехов за такое короткое время. Гордилась монахинями, которые помогали создать для сирот и подкидышей, для никому не нужных детей новую жизнь, полную возможностей, а не неизбежного прозябания и гибели.

Приют, Ромэр, Арданг… Приятно осознавать, что хоть что-то успела сделать в жизни.

Вернувшись во дворец, дала указания по поводу украшения помещений к празднику. Тронный зал, большая столовая, бальный зал, беседки в саду, балконы… Везде, где только могли оказаться гости, нужно было добавить к отделке оранжевый. Цвет, являющийся ко всем своим положительным качествам так же символом лицемерия и притворства…

Я уже отпустила дворецкого, тщательно записавшего все мои указания. Глядя на склонившегося передо мной в прощальном поклоне мужчину, вдруг вспомнила слова Клода и посчитала возможным задать дворецкому вопрос.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, у Вас есть сын. Так ли это?

— Да, Ваше Высочество. Вы совершенно правы.

— Думаю, я видела его недавно рядом с башней, — признаться, не знала, как подойти к сути. А собеседник смутился и заметно заволновался.

— Боюсь, и это правда, Ваше Высочество. Он ухаживает за Винни, Вашей служанкой, Ваше Высочество. Но если Вам неприятно его видеть рядом с башней, он там больше не появится.

— Что Вы, я не имею ничего против, — я ободряюще улыбнулась. — Из-за этого точно не стоит переживать.

Дворецкий снова поклонился:

— Ваше Высочество желает знать еще что-нибудь?

— Мне просто любопытно, — безразличным тоном сказала я, — а где сейчас Ваш сын?

Мужчина встретился со мной взглядом. По выражению глаз я поняла, что он осознает истинный смысл вопроса.

— Он навещает родственников, — осторожно ответил дворецкий.

— И давно он уехал? — пытаясь выяснить, что может передать Клоду парень, уточнила я.

— На четвертый день после Вашего возвращения, Ваше Высочество.

Я поблагодарила дворецкого и отпустила его.

Сердце на несколько томительных минут забилось быстрей, радуясь появившейся надежде. Значит, парень расскажет о моем поведении на Совете, о готовности выйти за Волара, о том, как я во всем слушаюсь отчима. И Ромэр поймет, что я попала в беду, даже если еще до сих пор раненый Ловин не поговорил с другом и не рассказал о нападении. И тогда Ромэр…

Надежда, светлая и прекрасная, искрящаяся словно бриллиант, разбилась, разлетелась тучей осколков. Сердце споткнулось, пропустив несколько ударов…

Вся горькая правда заключалась в том, что Ромэр ничего не сделает. Он занят Ардангом, будущим своей страны. Ему некогда и незачем вмешиваться в мою судьбу…

Он ничего не сделает.