Ульяна Соболева - Шели. Слезы из Пепла

Снова бросился в бой, но Аш увернулся от удара, лезвие меча лишь слегка зацепило щеку демона, распаляя еще большую ярость.

— Верная? — байстрюк расхохотался, и пошел в атаку, нападая беспощадно, то с одной, то с другой стороны, распарывая ноги и руки инкуба, лишая устойчивости. — Теперь это называется верностью?

Фиен полоснул Аша по руке и увернулся от меча, который просвистел в миллиметре от его шеи.

— Я был с ней, когда она обезумела от горя! Я вытаскивал ее из мрака. Как мог. И все методы были хороши. Я бы пошел ради нее на что угодно, а ты? Что сделал ты? Исчез на пять лет? Мы все считали тебя мертвым! Она имела полное право устроить свою жизнь… Со мной!

Эти слова заставили кровь вскипеть, и Аш с ревом вонзил меч в предплечье инкуба, выдернул и, одним точным ударом порезал инкубу живот, тот схватился за рану и упал на колени. Аш занес над ним меч:

— Не имела права. У рабов нет прав. А свободы я ей не давал!

Замахнулся и вонзил меч в грудь противника, опрокидывая инкуба на спину, навис над ним.

— За все нужно платить по счетам. Ты сейчас, а она чуть позже заплатит.

— Не трогай ее, она… любит…

Вонзил меч по самую рукоять, выдернул, зарычал, когда кровь инкуба залила все вокруг, забрызгав лицо демона. Замахнулся и отсек Фиену голову, она покатилась к ногам воинов, которые смотрели на Аша, стиснув челюсти.

Демон вскинул голову, потеряв человеческий облик, по страшному, окровавленному лицу змеились багровые вены, глаза полыхали огнем, оскалился:

— Так будет с каждым, кто тронет то, что принадлежит МНЕ!

— Он не предавал тебя! — крик разрезал тишину, как острое лезвие, прошелся по нервам и зацепил сердце. Аш обернулся и увидел, как Шели бежит к ним, спотыкаясь. — Что ты наделал? Зачем? Господи, зачем ты … Он же… Как ты мог?

Ее пытались сдержать, но она вырывалась, смотрела расширенными от ужаса глазами на тело инкуба и кричала:

— Ты — убийца. Он не был предателем. Он проливал кровь за тебя. Как вы все могли молчать? Что ты наделал, Аш?

Ашу показалось, что в него впились тысячи хрустальных мечей и изрезали на куски. Внутри зарождался рев, зверь оскалился, повел плечами, сбрасывая цепи. Сам не понял, как выдернул меч из земли и пошел на нее, быстро, отталкивая от себя воинов. Отрубить голову и закрыть ей рот навсегда. Не слышать, как заступается за него. За того, ради кого погубила их детей, положить конец всему именно здесь смертью обоих. Посмела. При всех!

И в этот момент увидел, как воины выстроились в шеренгу, закрывая её собой. Замер, опуская меч, прищурившись и стиснув челюсти. Не верил своим глазам. Воцарилась тишина. Аш смотрел на них, а они на него. Сосредоточенные, напряженные. Он мог бы перерезать их всех, а некоторым взорвать мозги, но не станет. Не ради нее. Она не стоит таких жертв. Он убьет ее позже. Убивать можно не только физически.

Постепенно ярость стихала, перед глазами прояснялось. Медленно опустил меч, воткнул в землю, повернулся к Тиберию.

— Тело бросить в ров. Начинайте расчищать здесь все. Балместу отправить посылку, — зло усмехнулся, — вы знаете, какую. Два отряда в Нижемай за провизией и подкреплением. Лам знает?

Тиберий кивнул.

— В лагере остроухих запасы питьевой воды и еды.

Снова повернулся к воинам.

— Ее запереть наверху, надеть ошейник. Она моя рабыня и кто думает иначе — может сразиться со мной здесь и сейчас. У кого-то есть возражения?

Воины расступились и Аш посмотрел на заплаканную, дрожащую Шели.

— Уведите.

— Дети! — закричала она, когда один из воинов взял ее под руку. — Аш, ты обещал, верни детей. Умоляю!

Бросил на нее взгляд исподлобья.

— Тебе ли не знать, что далеко не все обещание выполняются?

Усмехнулся, когда увидел, как она сползает на землю, обхватив голову руками, как трясется, словно в лихорадке, как умоляюще смотрит на него.

— Их привезут из лагеря. Девку я продам, а твой сын отправится к рабам, и скажи спасибо, что я оставил их в живых. Я выполняю свои обещания. Уведите.

Проводил взглядом двух демонов, которые осторожно вели Шели к дворцу.

Она пошатнулась, снова упала, и тогда один из них аккуратно поднял ее на руки. Сука въелась в мозги не только Ашу, ей удалось вывернуть наизнанку даже этих черствых и жестоких солдат смерти. Возможно, она и заслужила почести, как воин, но как неверная рабыня заслужила смерть. Все об этом знают и рано или поздно смирятся с приговором.

Он даст ей отсрочку ровно настолько, насколько хватит его терпения.

У меня не осталось слез, я трогала дрожащими пальцами ошейник и смотрела в одну точку. Я думала, что никогда не вернусь в те времена, когда была бесправной игрушкой жестокого Хозяина, я ожидала, что могу ею стать только в плену врага, но судьба истерически хохочет над всем, во что я верила, неумолимо отбрасывая меня назад. Слишком высоко взлетела, а теперь разбилась о рифы и тону, окровавленная, глядя на те самые вершины, к которым добиралась так долго, и понимаю, что умру я совсем не скоро, но и вершин мне уже никогда не достигнуть. У меня на шее цепь с камнем из моего прошлого, и она будет тянуть меня на дно.

Слишком много всего произошло, чтобы я могла с этим справиться. У меня не осталось сил. Все потрачены были на борьбу, которая не имела никакого смысла. Я воевала с ветряными мельницами в одиночестве. Те, кого я вела за собой, временно дали мне уверенность в переменах, но стоило вернуться Ашу, как все тут же вернулось на круги своя. Я успела забыть, какой он страшный диктатор и деспот, я успела привыкнуть к совсем другому Ашу.

Но я слишком хорошо его знала, чтобы не понимать своего приговора, не видеть его в полыхающих ненавистью глазах. Временная отсрочка. В этом я уже не сомневалась и то, не потому что пожалел меня, а, скорее всего, не захотел терять своих воинов из-за презренной предательницы.

Недели взаперти. Каждый день похож на предыдущий, и полная неизвестность. Это тоже разновидность пытки, нет ничего ужаснее, чем не знать, что с тобой будет завтра. Словно смотреть на занесенный над головой топор и ждать, когда он опустится. Я могла только следить за жизнью Огнемая через окно моей комнаты. Все той же комнаты, в которой я жила и раньше. Только тогда она не была тюрьмой, тогда он любил меня, а сейчас от этой любви ничего не осталось. Только ненависть и опустошение.

Мне до сих пор не показали детей, и я изнывала от того, что так и не знала, как Аш поступил. Неужели он накажет меня именно этим? Болью детей, за то, что не от него, за то, что люблю своего сына от другого мужчины. Господи, я даже не помню своей беременности, родов, не помню, как он был зачат. Но разве мне кто-то поверит? Фиена уже казнил, обвинив в предательстве, которого тот не совершал, и я могла оплакивать инкуба без слез и причитаний. Внутри. Про себя. Он пострадал из-за меня, потому что заботился обо мне, а я не смогла даже помешать казнить его. Как же я боялась, что теперь гнев Аша выльется на Ариса. Тогда лучше бы убил меня сразу, я не могу больше мучиться и ждать, я схожу с ума в четырех стенах. Наблюдать за тем, как восстанавливают Огнемай, как ведут строительные работы, пригоняют товар и рабов, как по вечерам устраивают пьяные вакханалии, празднуя победу, в которой я принимала участие, к которой я вела их долгие годы, а теперь не имела к ней никакого отношения. В чем он обвинит меня? Какой ярлык повесит, чтобы оправдать свою жестокость? Измены слишком мало…Боже! В чем я себя убеждаю. Ашу не нужна причина, чтобы превратить мою жизнь в Ад. Мы ведь сейчас говорим о единственном и полноправном правителе Мендемая.