Ульяна Соболева - Шели. Слезы из Пепла

Я видела, как наливаются кровью его глаза, как в них плескается пламя, он резко схватил меня за горло и рванул к себе.

— Нас учили убивать все, что движется, и не важно, ребенок это или женщина. На войне это не имеет значения. То, что он все еще жив, просто чудо и то, потому что я дал слово, а мое слово дороже его жизни, поняла?

— Мы не войне! И я не твой враг. А ты бы хотел, чтобы кто то так поступил с нашими детьми? Ты бы …

Я замолчала на полуслове, потому что он изменил облик мгновенно: теперь на меня смотрели жуткие глаза монстра, под кожей пробегали змейки огненных вен, как на потрескавшейся земле, под которой бушует магма. Схватил меня за шиворот и тряхнул:

— Моих детей зарезали, как котят, потому что их матери не было с ними рядом. Она в это время трахалась с любовником, ей было не до них. Она раздвигала ноги перед предателем…, — я дернулась в его руках и послышался треск материи. Тонкая, шелковая ткань платья порвалась от горла до пояса. И он замолчал, взгляд скользнул к по ключицам к бешено вздымающейся груди, почти обнаженной в рванном вырезе. Провел тыльной стороной ладони по коже, и я вздрогнула от прикосновения. Резкий контраст с жестокими словами. Неожиданная ласка, на которую тело мгновенно отозвалось. Тело, которое не знало мужских прикосновений долгие пят лет.

Выдохнула, когда поняла, что означает этот дикий блеск в глазах. Рванул остатки платья с плеч, осматривая обнажившуюся грудь, провел по соску большим пальцем, и я дернулась в его руках. Перевел взгляд на мое лицо, продолжая дразнить пальцем сосок, усмехаясь уголком рта, демонстративно втянул мой запах.

— Так быстро? Нужно было с этого начинать, чтоб была посговорчивей? Какое недоумение во взгляде. Невинность во плоти…

Схватил за горло и толкнул на стол, задирая подол, раздвигая коленом мои ноги.

— Нет, — закричала, пытаясь сопротивляться, но он придавил меня к столешнице, глядя мне в глаза, сильно сжал грудь.

Я перехватила его запястье. пытаясь сбросить руку, но Аш резко перевернул меня на живот, вдавливая мою голову в стол, пристраиваясь сзади. Я слышала, как шумно он дышит сквозь стиснутые зубы. Господи, только не это. Не так, как тогда. Я не переживу этого второй раз, я больше не смогу возродиться из пепла и простить его. Потому что тогда он был чужим, а сейчас я слишком сильно люблю его, чтобы простить и забыть. Дернулась, пытаясь вырваться, но он придавил сильнее. Зажмурилась, готовая к вторжению, но вместо этого почувствовала, как осторожно проник в меня пальцами, склонился ко мне и прорычал в ухо:

— Нет? Ему ты тоже говорила нет? — ласкает почти нежно и медленно, и я с ужасом понимаю, что по телу проходят волны возбуждения, — Твое «нет» никого не волнует, если я хочу, значит я буду тебя трахать любыми способами, а ты будешь подмахивать мне и орать от боли и наслаждения. Тебе же нравится, когда тебя дерут, как шлюху? Нравится? С ним нравилось?

Вопреки его словам, пальцы ласкают быстро и умело, заставляя закусить губы, сдерживая стон. Растирая межу влажными складками и снова проникая во внутрь.

— Течешь, как сука, на мои пальцы. Чувствуешь, как течешь? — ускоряет толчки внутри, растягивая, причиняя легкую боль и в то же время лаская, — Для него тоже так текла?

— Аш, пожалуйста.

— Пожалуйста замолчать или пожалуйста прекратить показывать тебе какая ты шлюха? — все быстрее и быстрее, ритмично и резко, глубоко и снова едва касаясь, лаская у самого входа, растирая пульсирующий клитор, все еще вдавливая меня в стол, — правила меняются, Шели, — дернул за волосы заставляя поднять голову, закрывая мне рот ладонью, — как примерная рабыня, ты будешь обслуживать меня так, как я захочу, — вытащил пальцы, погладив по ягодицам, — когда я захочу и где я захочу, — снова резко вошел обратно и меня начало нарывать волной наслаждения, унизительной и неконтролируемой, словно тело жило своей жизнью, оно предательски дрожало, как струна, которую дразнил умелый музыкант, удерживая одну, нужную ему ноту, истязая и в тоже время я знала, что как только он захочет, то порвет ее я захлебнусь в вопле агонии.

— Помнишь, как орала подо мной, помнишь, как просила «еще», как облизывала мои пальцы после того как я ими доводил тебя до оргазма?

Еще несколько толчков и я взорвусь под его руками, первые спазмы наслаждения уже подкатывают издалека и у меня нет сил сопротивляться.

Внезапно все прекратилось, и Аш рывком поднял меня со стола, развернул к себе, удерживая за волосы.

— И кончать ты будешь тоже тогда, когда я захочу.

Ухмыльнулся мне в лицо и демонстративно вытер пальцы о мое платье.

— Все понятно?

Я молчала, меня все еще трясло, лихорадило от того, что только что произошло. Неожиданно, грубо и грязно. Не так как когда-то, а пошло и унизительно.

— Я спросил — тебе все понятно?

— Да, Аш- едва слышно, чувствуя, как подгибаются ноги. Безумно хотелось притянуть его к себе, впиться в его сочные губы, почувствовать его дыхание и руки на своем теле. Вспомнить его другого, вспомнить, как это, когда он меня любит.

— Забудь про это имя. Для таких, как ты, оно под запретом. ДА ГОСПОДИН! Я жду!

На глаза навернулись слезы, но я не могла сейчас заплакать, они застряли в груди. Я задыхалась, не могла сказать ни слова.

— Я жду. Или забыла, как оно произносится, а рабыня?

— Я не рабыня, — едва слышно, а потом закричала, чувствуя, как внутри снова все разрывается от боли, — не рабыня! Ты дал мне свободу. Пусть этого никто не знает, но это знаем ты и я. Я не рабыня. Я родила тебе детей, я любила тебя!

— Любила? — он расхохотался, громко, гортанно и унизительно, — Идиотское слово, придуманное смертными, чтобы прикрыть похоть. Его ты тоже любила? А наших детей? Когда прощалась с ними и понимала, что никогда их не увидишь, ты любила их? Или себя, а может своего любовника, с которым вы вместе придумали как избавиться от меня? Так ты любила меня? Под ним?

— Что ты хочешь услышать? Что? Ты не веришь ни одному моему слову, и ты охотнее будешь слушать ложь, чем правду.

— Твоя правда чистит сапоги моим солдатам, больше никакая правда не нужна. Я смотрю на него и вижу всю правду. Вижу, как ты отдавалась ЕМУ, как рожала его сына, как предавала меня снова и снова.

— Нет!

— Да!

Ударил наотмашь и вцепился мне в горло.

— Да. Мать твою — ДА! И хватит лгать, хватит пробуждать во мне жалость. Ее нет и не было никогда. Только жажда сожрать твою боль. Нестерпимая жажда причинить тебе страдания, порвать на куски.

— Да! Не было! Ничего не было! Все пустое. Тебя в моей жизни не было и детей наших не было, ничего не было.

— А он был?

— И его не было! Никогда не было никого, кроме тебя.

— Лжешь, тварь!

Несколько секунд, прищурившись смотрел на меня, а потом схватил за волосы и вынес из комнаты, вниз, по лестнице. Я упиралась, пыталась освободиться, чувствуя, как от слабости и боли темнеет в глазах. Аш выволок меня наружу и потащил к конюшням, полуголую, босую. Я видела, как на нас оглядываются воины, но не смеют и слова сказать. Демон пронес меня через весь двор, вышиб дверь в загон ногой. Толкнул меня на пол.