Ульяна Соболева - Шели. Слезы из Пепла

Надежда умирала очень медленно и если первые дни я еще верила, что меня заберут отсюда, что это временно, то с каждым днем я все больше понимала, что Аш избавился от меня и показал мое место. Кто я и где должна была находиться с самого начала. Из постели Верховного демона в барак на соломенный тюфяк.

Нет, я не страдала от этого, я прошла слишком много всего за эти годы, в том числе и скитания, и голод, сон под открытым небом и на твердой Мендемайской земле. Но тогда все это имело смысл, а сейчас я понимала, что если погружусь в свою боль, то окончательно себя потеряю. Я страдала по Ашу, по своему Хозяину, любовнику, палачу с каждым днем все больше и больше понимая, что прошлого никогда не вернуть. Я потеряла его окончательно, и он специально отдалил меня от себя, чтобы пресечь любую возможность говорить со мной. Он не простит. Это я представляла себе Аша другим, я нарисовала себе образ, которого никогда не существовало. Я люблю не человека, а самого страшного монстра Мендемая, самого жуткого демона за всю историю правления династии. Наивно считать, что он меня пощадит. Но я даже не предполагала, что это только начало моего пути в персональный Ад. Первые ступени и меня толкают вниз, в спину, чтоб я падала, а я все еще держусь какими — то невероятными силами, какими-то ресурсами о которых и сама не подозревала. Просто во мне теплилась надежда. Где-то там вдалеке, в самом подсознании она ждала, чего-то. Только Мендемай не место для надежды — это преисподняя, где ни одна мольба не будет услышана, где люди обесценены настолько, что их жизнь стоит дешевле, чем жизнь коня или цербера, которым нас скармливали. Самых слабых бросали в псарни, и мы видели, как адские псины раздирали их на части или жрали живьем. Никто не хотел казаться слабым.

К концу недели, как всегда, привезли новую партию рабов и среди них беременную девчонку, совсем юную. Я с содроганием смотрела, как ее пинками толкают к казармам, заставляя работать наравне с остальными, а к вечеру в бараке, другие рабы отобрали у нее ужин, потому что девчонка слабее. Я видела, как она плачет, обхватив живот руками, как ее шатает от голода. Всем было наплевать, а мне кусок в горло не лез. Я начала отдавать ей свой хлеб.

Она оказалась немой. Бывшая рабыня Берита с отрезанным языком, изнасилованная при очередном перегоне другими рабами. Носила в себе плод от неизвестного отца. Над ней насмехались и называли слабовольной, предлагали избавить ее от плода или с издевкой подкидывали осколки битой посуды, чтобы та перерезала себе горло. Я поражалась человеческой жестокости. Люди превращались в зверей быстрее, чем можно было себе предположить, когда чувствовали безнаказанность или свою власть над слабыми. Способ выместить злость, самоутвердиться, насладиться чужой болью, забывая в этот момент о своей. Самые низменные инстинкты в голом их проявлении. Мы ничем не лучше демонов, если не хуже. Я не хотела стать такой, как они, но понимала, что со временем, когда голод поставит и меня на колени — я сломаюсь. А это означало гибель. И прежде всего гибель не мою, а Ариса. Я не могла потерять еще одного ребенка.

Девчонка держалась только благодаря тем крохам, которые ей перепадали от меня. Я знала, что она очень скоро не выдержит, нас часто ставили в одну пару в прачечной и я старалась выполнить работу за нас обеих, понимая, что, если она не справится ее накажут. Вряд ли девчонка вынесет побои.

Через несколько дней у меня самой уже не оставалось сил, меня шатало от голода. Я отдавала ей свою порцию, а сама понимала, что не продержусь так больше. Нас кормили всего два раза в день и самым обильным был ужин из которого мне доставалась ровно половина. Иногда меня посещали мысли, что если я один раз не поделюсь с ней ничего не случится. Подносила хлеб ко рту и …не могла съесть. Нет, я не поддамся. Я — человек и горжусь этим, пусть не совсем обычный, но я выросла в другом мире и если я позволю себе быть такой же, как они все, я перестану быть человеком. Протянула ей хлеб и увидела, как в ее глазах блеснули слезы благодарности. Если зло порождает зло, то добро…оно должно порождать добро. Если долго сжимать лед в руках он когда-нибудь растает…предварительно обморозив пальцы, но все же растает.

Три смены подряд в прачечной походили на ад и в середине дня мне казалось, что от слабости я упаду в обморок.

Мимо ходили надсмотрщики и я яростно терла белье, чувствуя, как плывет сознание. Видела, что девчонка отчаянно старается мне помочь, но тоже не справляется.

Один из стражников вдруг подошел ко мне и сцапал за шиворот.

— Ты сегодня не работаешь, а только мараешь белье, тварь.

Я подняла голову и вздрогнула. Узнала одного из своих воинов. Очень юного демона, который прошел со мной несколько битв, включая Иофамон. Мелькнула надежда, что он тоже узнал меня. Хотя, довольно трудно признать в грязной, худой оборванке бывшую любовницу Повелителя. Он слегка прищурился, а потом зарычал мне в лицо:

— Хватит пялиться! Не будешь работать, сука, выпорю у всех на глазах и отымею во все дыры!

— Выпори, — тихо ответила, продолжая смотреть ему в глаза, вспоминая, как зашивала раны на его спине, после очередного боя с лазутчиками Берита. Стараясь вспомнить его имя, — давай! Выпори. И найди нового работника посреди ночи на эту проклятую стирку.

Демон выволок меня из каморки на улицу, затащил за обшарпанное здание и впечатал в стену. От ужаса я зажмурилась и вдруг услышала над ухом шепот:

— Вы сдохнете, если продолжите ее кормить.

Я посмотрела ему в глаза и не поверила, что вижу это — жалость, сочувствие. Неужели хоть в ком-то здесь они остались? Он прибился к нам после взятия очередной, захваченной Беритом вишты. Низшая каста. Но в нашем отряде не было социальных отличий. Все воевали наравне. После взятия Нижемая Ашем, наверняка, его лишили привилегий и отправили к таким же, как он.

— Когда-то мы делились последним, чтобы выжить. Я учила вас этому и от своих правил не отступлю.

Он осмотрелся по сторонам, а потом ткнул мне в руки кусок хлеба.

— Если кто-то узнает они подумают, что вы…

Я кивнула и спрятала хлеб за пазуху.

— Где мой сын? — спросила одними губами.

— В казармах, с ним все хорошо, — так же тихо ответил он и я наконец-то вспомнила, что его зовут Тан.

— Я хочу его увидеть, — на глаза навернулись слезы, — Тан, пожалуйста. Один раз. Покажи мне его.

Демон отрицательно качнул головой, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Умоляю тебя. Один раз. Издалека.

— Не могу, — зелено-серые радужки его глаз потемнели.

— А я могла под стрелами латать твою спину, рискуя своей жизнью, а потом тащить тебя к пещерам. На себе. Чтобы ты выжил.

Отвел взгляд и медленно выдохнул. По лицу пробежали змейки вен. Потом медленно повернулся ко мне и тихо сказал: