Taliana - Утекая в вечность

— Женщина, всего лишь женщина, — шепчет Вишнар и тянет ее за шею на себя, поцеловать.

Калина упирается в крепкую грудь руками и, уклоняясь, вертит в разные стороны головой, пока мужчина опаляет ее своим дыханием.

— Я вам не подстилка! — изо всех сил кричит женщина и вырывается. — Если решили меня уничтожить, уничтожайте! Но трогать себя без позволения я не дам даже королю всего этого мира! Вы могли меня получить по моей доброй воле! Но сделал все, чтобы этого никогда не произошло. Потому что поверили своему сыну! Вашему прекрасному, замечательному образцовому. Который так заботится о вас!.. Забрал у вас желанный кусок, чтобы самому его укусить! Или это вы так и не поняли?

Калина развернулась и, ударив двери, так что они распахнулись, стремительно пошла прочь.

— Стой! — рявкнул Вишнар.

Журналистка замерла и медленно повернулась к государю лицом.

— Я хочу уйти. Мне плохо. Я уже три ночи нормально не спала. А если мы продолжим в таком духе и дальше, то боюсь, кормить Рамзеса второго станет некому. Данила его на дух не переносит…

— Вернись, — коротко скомандовал Вишнар.

За дверями стоят солдаты, и ослушаться приказа на их глазах, значит нанести непоправимый удар мужскому самолюбию не кого-то — государя. Проскурина импульсивна, но она далеко не дура. Хотя в этом она порой сомневается. Может быть все-таки «да»?

И женщина покорно шагает назад и закрывает за собой двери. Устало опирается на них спиной и смотрит на стоящего перед ней хмурого мужчину.

— Я желаю, чтобы ты осталась на ночь во дворце. В моих покоях… — властно требует Вишнар.

Калина медленно несогласно крутит головой. Спокойно и без вызова.

— Почему нет?

— У меня твердое правило. Если я не переспала на первом свидании с мужчиной который меня чуть не задушил, то обычно, это происходит не раньше, чем он убедит меня, что все-таки достоин второго свидания.

— И какие доказательства вам нужны, госпожа Проскурина? — усмехается государь.

— Время покажет, Вишнар. Вы отпускаете меня?

— Нет?

— Почему?

— Я хочу тебя поцеловать.

— У вас другая дама, я не ем капусту в чужом огороде.

— Кто такой этот Данила?

— Мой близкий друг. Хозяин бара, где я работаю.

— Только друг?

— Это ревность?

— Это любопытство.

— Только друг, — нехотя сознается она.

— Я не верю в возможность только лишь дружбы между полами. Он согревает тебя по ночам? Почему он тебе помогает?

— Он давно хочет жениться на мне. Но по ночам я греюсь сама.

— Сама? — Вишнар недвусмысленно вскинул бровь, и озорные искорки заплясали у него в глазах.

Калина кашлянула и, изобразив нечто вроде реверанса, сказала:

— Доброй ночи, Вишнар.

— Сама? — настаивал он.

— Хороших снов.

— Сама?!

— Была рада вас видеть.

— Я бы тоже был рад видеть как ты сама… — сказал он и захохотал.

— Я могу идти?

— Премного благодарна.

— Невыносимая девчонка! — преувеличено строго одернул он ее.

— Которая все делает сама, — напомнила женщина.

Вишнар расхохотался повторно и Калина, кивнув на прощание, открыла двери. Смех государя провожал ее, доносился из-за закрытой двери, пока женщина не удалилась достаточно далеко, что бы перестать слышать что-то кроме тишины ночного дворца.

— Вас хотел видеть господин Серпов, — сообщает администратор, когда Калина переступает порог гостиницы.

— И где он? У себя?

— Нет. Господин Серпов в баре.

— В котором?

— Вас проведут.

Калина благодарно улыбнулась Валинару, потому что баров в гостинице множество. Только в левом крыле десятка три, не меньше. Обходить все в поисках шефа, ее не прельщало.

Глава телеканала сидит за стойкой не один, рядом весь мужской состав группы. Все что-то пьют и тихо перешептываются, наблюдая за туристами которых тут не мало.

— Что он хотел? — прямо спрашивает Серпов.

— Так и не поняла. Пустая болтовня ни о чем.

— Спрашивал обо мне?

— Нет. Думаю, он и так все про вас знает.

— Спрашивал, что будем снимать?

— Нет. Лишь выразил надежду, что я буду беспристрастна.

— Подозревает тебя в пристрастном отношении? Давил? Пугал?

— Подозревает. И согласитесь, не напрасно. Но не давил. Он понимает, что это глупо.

— И что ты сказала?

— Что я всего лишь помощник директора. Не имею доступа к работе над фильмом. Но будь он у меня — была бы честна со зрителем.

— Его устроил этот ответ?

— Не очень, но он его принял.

— Выпьешь с нами?

— Нет. Очень устала, пойду спать.

— Завтра мы с самого утра поедем во дворец, отснимем небольшой материал. Вы с Леной тем временем тоже не спите. Походите тут, пообщаетесь с туристами. Вежливо так, на позитиве. Хочу знать, что они думают о гостеприимстве бессмертных и вообще. Постарайтесь их по-настоящему разговорить.

— Хорошо.

— После мы посетим стеклянное кафе. Хочу уделить ему особенное внимание в фильме.

— Как вы вообще его видите? Наш фильм.

— Пока не знаю.

«Или не желаешь делиться, потому что слегка меня в чем-то подозреваешь после этого вечера», — рассудила женщина.

— Я тоже. Мне очевидно, что ничего по-настоящему важного, что затронет зрителя, показать нам не позволят. Поэтому нужно изначально сделать фильм таким, чтобы он выглядел беспристрастным. Хвалу в свой адрес вампиры от нас и не ждут. И появись вдруг она, выглядеть это будет ненатурально. Поэтому нужно очень серьезно поработать над тем, чтобы основная мысль, о том кто они, чувствовалась как голос за кадром, но не звучала. Что бы нас не в чем было обвинить, и материал все-таки увидели зрители.

— Это как?

— Например, добавить в сюжет фрагменты, которые будут комментировать предварительный сюжет. Скажем, мы покажем застолье во дворце, а затем материал как за одним столом сидят овцы и волки. Чтобы абсурдность бросалась в глаза.

— И этот материал, по-твоему, пропустят?

— А мы покажем им только ту часть, которую нужно. А уже перед подачей в эфир, смонтируем.

— А что? Это хорошая идея, — оживился оператор.

— Эфирного времени не хватит. Его выделят только на время показа фильма.

— Значит, мы добавим обманку, чтобы общий таймер совпал.

— Обманку?

— Да, кусок красивый, но ни о чем. Как бы ознакомительный. Такой который одобрят. Ровно на то время что нам необходимо на вставки. А потом мы его вырежем. Закончить фильм предлагаю так — заботливый овцевод чешет ласково гриву милой белой овечке, с умилением и теплотой, а затем на последнем кадре отправляет за двери с надписью «Бойня».

— Охренеть, Калина! — хохотнул Володя. — Мы следующим же утром останемся безработными. Но мне страшно нравится твоя идея! Что скажете, шеф?

Серпов усмехался, явно о чем-то размышляя.

— Мило побеседовали о погоде, говоришь? — рассмеялся он. — Ну-ну…