Мари Руткоски - Преступление победителя

Кестрел поставила солдатика обратно на полку. Позаботившись, чтобы ее голос звучал отчетливо, она проговорила:

— Если ты не хочешь быть моим другом, то пожалеешь, если станешь врагом.

С этими словами она покинула комнату.

* * *

Кестрел вернулась в свои покои и отослала служанок прочь. Теперь она ни одной из них не доверяла. Девушка села перед крошечным окном, которое пропускало в комнату совсем мало света. Когда она вытащила из кармана новую монету императора, та матовым кружочком улеглась в ее ладони.

«Сейчас идет год денег», — вспомнила она. Она действительно хотела сегодня утром посетить библиотеку, как и доложила одна из ее служанок Верексу. Кестрел надеялась изучить геранских богов, но затем передумала. Библиотека состояла лишь из ничтожного количества книг. Она служила по большей части залом для встреч, где иногда собирались придворные, чтобы выпить в тишине чашку чая, или исследовали карты офицеры армии. Библиотека подошла бы Кестрел, если бы она хотела проложить маршрут или пообщаться... или дать придворным знать, что ищет что-то в геранских книгах.

Она мысленно отвернулась от массивных дверей библиотеки.

Сейчас она сидела в бархатном кресле, пытаясь сосредоточиться на предмете своей беседы с Верексом, а не на эмоциональном подтексте. Девушка перевернула монету, крутя ее между пальцев. Император. Джадис. Император. Джадис. «Он двуличен», — сказал Верекс о своем отце. Кестрел размышляла над этой фразой, разглядывая обе стороны монеты. Двуличен... Это слово забросило крючок в темный колодец ее памяти. И за что-то уцепилось.

Геранцы верили, что каждый бог управляет не только определенным предметом или явлением, но и целым пантеоном близких идей, действий, объектов. Да, бог звезд был богом звезд, но еще и случайностей, красоты и катастроф. Бог душ... У Кестрел перехватило дыхание, когда она вспомнила, как Арин взывал к этому богу, управляющему любовью. «Моя душа принадлежит тебе, — сказал он. — Ты знаешь это». Его лицо было при этом таким ясным, таким искренним. Даже напуганным — он сам боялся своих слов. И Кестрел тоже испугалась, потому что он произнес вслух то, что чувствовала и она тоже.

Монета. Кестрел заставила себя вернуться мыслями к монете.

Она вспомнила: с богом денег не было связано ничего честного. Он был двуличен, как этот кусок золота. Иногда являлся в мужском обличье, а иногда в женском. «Он покровительствует торговле, — говорила Инэй, — а значит, и переговорам. А также тому, что скрыто. Обе стороны монеты сразу увидеть невозможно, верно, дитя? У бога денег всегда есть секреты».

Бог денег был также покровителем шпионов.

Глава 5

На Арина накатили воспоминания.

Сначала пообещать стать шпионом Плута было просто.

— Я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было, — прошептал предводитель восстания на ухо Арину после того, как тот был продан дочери генерала. — Ты — мой второй командир, парень, и мы с тобой поставим валорианцев на колени.

Все детали встали на свое место, и хорошо смазанный механизм заработал.

Вот только...

Вот только...

Дочь генерала начала обращать на Арина внимание. Это была возможность, подаренная богами, однако даже в первые дни, проведенные в имении ее отца, Арина не оставляло дурное — неуютное, зудящее, покалывающее, как искры, которыми разбрасывается зимой одежда, — предчувствие, что это внимание станет причиной его неудачи.

Арин был Арином: он решил испытать свою удачу, как делал всегда.

Однако с девчонкой он стал заходить слишком далеко. Он говорил то, что ему говорить не следовало. Нарушал правила, а она смотрела, как он делает это, но ничего не говорила.

Он убедил себя: так происходит потому, что, какими бы ни были его действия, ей все равно.

А затем его окатило волной, опасность, которую ему следовало бы предвидеть, — и он предвидел бы, если бы сумел признать перед самим собой, что именно возбудило в нем желание встряхнуть девчонку, заставить ее открыть глаза, пусть даже они были открыты.

Почему она должна волноваться о том, чем занимается раб?

Арин заставит ее.

* * *

Арин вспоминал.

Как он не мог спать по ночам в помещениях для рабов из-за музыки, которая сквозь тьму тянулась со стороны виллы через земли генерала. Девчонка все играла и играла, и ее не беспокоило, что он устал: она не знала, что он устал, она вообще о нем не думала.

Ее управляющий-валорианец исхлестал его в кровь за незначительный проступок. На следующий день девчонка приказала, чтобы Арин сопровождал ее на чаепитие. Гордость не позволяла ему морщиться от боли, которую причиняло каждое движение. Пылающие рубцы на спине вскрылись и кровоточили. Она не заметила, он не позволил ей увидеть, не предоставил ей такого удовольствия.

И все равно он искал признаки того, что она хотя бы что-то слышала о порке. Его взгляд тщательно изучал ее лицо, но так ничего и не нашел, кроме неловкости от его пристального взгляда.

Она не знала. Он был уверен, что понял бы. Вина была эмоцией, которую она не умела скрывать.

Девчонка сидела неподалеку на парчовой тахте, держа в руках чашку с блюдцем. Она отвела взгляд, повернулась к какому-то лорду и рассмеялась его словам.

Ее невинность сводила с ума.

Ей следовало бы знать. Следовало бы знать, что сделал ее управляющий. Она должна была знать, что это ее вина, и не важно, отдавала она приказ или нет, знала о нем или нет. Невинна? Она? Никогда.

Он поднял высокий воротник рубашки, чтобы скрыть тянущийся вверх по шее шрам от плети.

Он не хотел, чтобы она знала.

Не хотел, чтобы она видела.

И все же...

«Взгляни на меня, — обратил он к ней свою яростную мысль, сам того не успев осознать. — Взгляни на меня».

Она подняла глаза.

* * *

Эти воспоминания были какими-то странными, они напоминали паутину рубцов от плети — будто удары сыпались один за другим, выжигая следы, которые могли бы представлять из себя какой-то узор, если бы не было ясно, что оставила их жестокая, не знающая пощады рука. Плеть горела эмоциями.

Она все жалила его и жалила.

— Арин, — окликнул его Тенсен во время встречи с геранским казначеем, который был мрачнее обычного, — где ты витаешь? Ты не слышал ничего из того, что я говорил.

— Повтори еще раз.

— Император приказал отчеканить новую монету в честь помолвки.

Арин не хотел ничего слышать о помолвке.

— Думаю, тебе следует увидеть ее, — сказал Тенсен.

Арин взял монету, но не увидел ничего особенного.

Тенсен рассказал ему легенду о Джадис.

Арин выронил монету.

Он помнил.

Помнил, как все изменилось.

Он увидел, как Кестрел дает цветок ребенку, на которого больше никто не обращал внимания. Смотрел, как она жизнерадостно проиграла в карты пожилой валорианке, над которой общество открыто смеялось, потому что, как говорили, она была слишком стара, чтобы это понять.