Мелани Милберн - Снова влюбляюсь в тебя

Когда он вошел в ее спальню, она как раз готовилась ко сну.

— Извини, что так поздно. Мне пришлось задержаться.

— Нам нужно поговорить, — заявила Фрэнки, чересчур аккуратно вешая свой свитер на спинку кресла.

— Значит, ты по‑прежнему настаиваешь на том, чтобы я поделился с тобой ужасающими подробностями моего детства? — зло сверкнул глазами Габриэль.

— Если ты готов.

Он потер лицо рукой, словно хотел стереть шрам со щеки.

— В моей семье невозможно было родиться без определенного багажа. Я гордился собой, считая, что я единственный нормальный среди всех нас. Но это не так. Я такой же испорченный и запачканный, как остальные.

— Габриэль, но это неправда. Ты чудесный человек, и я…

— Франческа, послушай меня. — Его слова прозвучали настолько раздраженно, что она замолчала. — Я получил образование за счет дохода от продажи наркотиков, ценой страданий других людей. Я никогда не сотру этот факт из своей памяти, как бы сильно мне ни хотелось. С десяти лет я наслаждался всеми привилегиями, которыми обеспечивали нас грязные деньги отца, пока мне в лицо не бросили отвратительную правду об их происхождении.

— Но ты не продавал наркотики лично. Ты не несешь ответственности за…

— Не несу. Но я чувствую ее. — Он сжал кулак и ударил себя в грудь. — Я чувствую себя виноватым каждый раз, когда вижу бездомного наркомана, просящего милостыню на улице. Когда натыкаюсь на использованные шприцы в темных аллеях. Черт подери, я испытываю чувство вины каждый раз, когда подписываю какой‑нибудь контракт. Я один из Салветти. Я не могу убежать от этого и скорее умру, чем позволю своему ребенку нести бремя этого имени и столкнуться с ужасами и страданиями, которое оно представляет собой.

Фрэнки сделала шаг к нему, но он остановил ее жестом:

— Твои слова ничего не изменят.

Похоже, столкновение их миров, их потребностей и призраков прошлого было неизбежным, и был только один выход из сложившейся ситуации.

— В таком случае я не вижу смысла продолжать этот брак.

— О чем ты говоришь? — растерялся Габриэль.

— Я больше не могу так, — выдавила Фрэнки. — Не могу оставаться в браке, где нет любви. Ты не представляешь, чего мне стоило обманывать Карли. Притворяться, словно мы любящая пара, которая хочет прожить вместе до конца своих дней. Я не могу так. Я не робот, чтобы отключать свои чувства по твоему требованию. Я хочу нормальной жизни. Я хочу семью. Я хочу быть любимой и любить. Но ты не дашь мне всего этого, поэтому мне придется уйти.

— Ты понимаешь, что потеряешь, если нарушишь наше соглашение? — натянуто спросил Габриэль.

— Я давно потеряла наше семейное поместье, — судорожно выдохнула Фрэнки. — Я потеряла его в тот день, когда умерли мои мама и брат. Пришло время поселиться там кому‑то другому. Кто наполнит этот дом любовью, радостью и счастьем. Мы с тобой не такая пара. И никогда не были.

— Все это кажется довольно неожиданным. Особенно после прошлой ночи.

Он скользнул взглядом по ее телу, словно мысленно раздевал ее, что обычно делал, когда занимался с ней любовью с такой неудержимой страстью.

— Неужели обязательно говорить такие обидные вещи? — Фрэнки решила, что лучше злиться, чем разреветься у него на глазах и пережить унижение.

— Я считаю вполне разумным спросить, почему ты вдруг решила отказаться от нашей сделки. Ты не думаешь, что это нечестно?

— Габриэль, жизнь несправедлива. Уж кому, как не тебе, знать это. Надеюсь, мое решение не навредит твоей сделке. И не огорчит твою сестру.

— Тебе не все равно? — холодно спросил он. — Можно подумать, что ты планировала это с самого начала.

— Если ты на самом деле считаешь меня такой, тогда мне точно лучше уйти. — С этими словами она сняла с левой руки два кольца и положила их на комод. — Завтра утром я уеду в Лондон. Надеюсь, ты не против, что я останусь тут еще на одну ночь? В отдельной комнате, конечно же.

— Конечно, — повторил Габриэль, и его губы скривились в насмешливой улыбке.

А потом он развернулся и вышел из комнаты, оставив ее одну среди обломков разбившихся надежд.

У Габриэля не хватило сил смотреть, как уезжала Фрэнки на следующее утро. Он провел ночь без сна, разрываясь между желанием шантажом заставить ее остаться и потребностью отгородиться от чувств, которые не мог определить, и уж тем более управиться с ними. Ее решение огорчило его, но это не значило, что он чувствовал себя опустошенным или разбитым. Он никогда не переживал настолько глубоких эмоций. Не позволял себе переживать их. Чтобы избежать потерь, когда ставший близким человек надумает уйти из его жизни.

Когда Габриэль увидел Фрэнки с тем тестом на беременность, ему показалось, что он на всей скорости врезался в стену. Он вернулся домой, потому что забыл кошелек, и тут такое. Ему не хотелось думать о том, что он ощутил бы, окажись результат теста положительным. Разве мало ему было хлопот с сестрой?

Его чуть не хватил сердечный приступ, когда он обнаружил Карли наверху с упаковкой снотворного. Отцовство значило бы то же самое — страшиться, что не окажешься рядом со своим ребенком, когда он нуждается в тебе больше всего. Быть не в состоянии уберечь его от опасности. Оказаться недостаточно хорошим.

Нет, лучше даже не начинать.

Прошло несколько недель. Фрэнки остановилась в одной из лондонских гостиниц, подыскивая себе подходящее жилье. На работу вернуться не получилось, потому что она попросила отпуск на год, и на ее место уже пригласили другого человека.

Дни тянулись бесконечно медленно, и дождливо‑слякотное начало зимы еще больше ухудшало ее настроение. Фрэнки сидела в кафе и с болью в сердце смотрела на влюбленные пары, которые, держась за руки, спешили под зонтами по своим делам. Или сидели за соседними столиками и смотрели друг на друга так, словно в мире никого больше не существовало.

Фрэнки приходила сюда каждый день, что было своеобразным самоистязанием, но она ничего не могла поделать с собой. Она наказывала себя за то, что была недостаточно хорошей для Габриэля, недостаточно идеальной, чтобы подобрать ключ к его сердцу. Может, следовало признаться ему в своих чувствах. Сказать, что она любит его.

Только какой в этом смысл? Ведь ее чувства не были взаимными, и он видел в ней всего лишь винтик в машине его приносящей многомиллионные прибыли компании. И воспользовался ею, чтобы избавиться от всего, что представляло собой его скандальное происхождение. Конечно, он поступил очень благородно, когда спас ее от финансовой катастрофы, но он делал это ради ее отца, не ради нее самой. Габриэль слишком стыдился своего прошлого, чтобы открыть свое сердце Фрэнки или кому‑то другому. И он с такой легкостью отпустил ее. Словно она была гостем, который злоупотребил гостеприимством хозяина дома.