Дэни Коллинз - Моя любой ценой [litres]

Его палец скользнул под шелк, и Галила не смогла ему ответить.

– Я вспоминаю, как ты ласкала себя в моем кабинете. Я ревную. – Он лизнул ее пересохшие губы, а палец скользнул внутрь, раздвигая влажные складки. – Я хочу быть там всеми возможными способами, потому что я хочу, чтобы ты была моей.

– Я – твоя, – пообещала она, раздвигая ноги и приглашая его глубже.

– Я забочусь о том, что мое.

Он оттянул шелковое кружево в сторону и ритмично задвигал пальцем, дразня и поглаживая. Галила чувствовала, что близка к оргазму, но сдерживала себя.

– Карим, – выдохнула она, останавливая его руку. – Я хочу чувствовать тебя. Хочу кончить вместе.

Он стал сражаться с ее платьем, и это длилось целую вечность. Они прерывались, чтобы поцеловаться, погладить обнаженную кожу, прошептать «О да! Как хорошо ты пахнешь! Ты такой нежный! Такая сладкая! Такой сильный!».

Каким-то образом им все-таки удалось раздеться, и теперь они лежали обнаженные, кожа к коже, ее налившаяся грудь расплющена его мощной грудью.

– Я готова, – прошептала она, чуть не плача от возбуждения.

Он раздвинул влажные складки и приготовился войти.

– Никто больше не даст тебе этого, – прошептал он жестко.

– Никто не сможет, – прошептала она в ответ.

Он осторожно двинулся вперед. Галила немного напряглась от незнакомых ощущений, от ожидания боли. Карим нежно целовал ее, медленно двигаясь внутрь.

Сквозь боль она ощутила, будто он стал частью ее, она чувствовала его твердую плоть внутри себя, и это было странно, но совершенно фантастически.

– Никто никогда не даст мне этого, – сказал он с благоговением и гордостью.

Он слегка укусил ее за подбородок, провел губами по ее виску, поцеловал ее очень нежно. Потом еще раз, уже более горячо. На третьем поцелуе она впилась в его губы и больше не отпускала.

Их тела начали двигаться.

Он был прав. Этого наслаждения она не могла себе подарить, не могла даже вообразить. Когда он выходил из нее, она цеплялась за него, стонала и умоляла вернуться. Он возвращался.

– О! – выдохнула она, начиная понимать.

– Да, – простонал он.

Он двигался медленно, давая ей привыкнуть к новым ощущениям. Ее наслаждение было таким острым, что она укусила его за бицепс. Только тогда он издал дикий хрип и ускорил темп. Ее тело извивалось под его телом. Чувствуя приближение оргазма, она обвила ногами его поясницу и удерживала его, пока блаженные конвульсии пробегали по ее телу.

Он вошел в нее глубоко, насколько мог, встречая взрыв наслаждения.

Это было абсолютное блаженство, с единственной оговоркой – оно не могло длиться вечно. Зато его можно было повторить. Они подарили друг другу наслаждение еще дважды, потом она уснула, чувствуя, что теперь связана с ним навечно.

Поэтому пробуждение в пустой постели было особенно грустным.

Он обещал не отталкивать ее, но сейчас она чувствовала себя покинутой и одинокой. Снова.

Карим совершил ужасную ошибку. Обещание, которое он дал Галиле, сильно ослабляло его позиции. Но он предпочел пойти на этот шаг, а не откладывать завершающий брачный акт. У него просто не было сил. Ожидание брачной ночи совершенно измотало его, лишило его воли. И когда он оказался перед выбором – защищать себя или получить Галилу, он выбрал Галилу. И этот выбор в очередной раз показал ему, насколько она для него опасна. Ужасно опасна.

Возможно, если бы она была холоднее или решительно отказалась, он бы отступил. Но она хотела этой близости не меньше, чем он. Он проснулся рано утром, полный готовности и желания овладеть ею в четвертый раз. Разве это чересчур для медового месяца? Она была нежной, восхитительной, бесконечно эротичной, но она еще вчера была девственницей. Он должен был контролировать себя, если только хочет и дальше считать себя человеком.

И он ушел в свою спальню. Он смотрел, как поднимается солнце, но перед его глазами стояли изгибы ее тела. Он слушал утренние новости, но слышал только ее задыхающиеся стоны. Он пошел в душ и смыл ее запах со своей кожи, но тут же возненавидел себя за это и еле удерживался, чтобы не вернуться обратно в постель и прижаться к ее теплой душистой коже.

Он велел накрыть завтрак, как обычно – в маленькой столовой, примыкавшей к их спальням. Его секретари, наверное, ожидали увидеть его довольным и расслабленным. Вместо этого он был злым, невыспавшимся и жутко раздражался на весь свой персонал с их расписаниями, графиками, письмами и навязчивыми вопросами. Будет ли королева завтракать здесь или у себя? Следует ли разбудить ее в обычное время? Кариму хотелось всех их разогнать. Он отменил все встречи и совещания, запланированные на этот день, потому что его работа требовала внимания и собранности и не допускала, чтобы он постоянно отвлекался на эротические фантазии о собственной жене.

Он же мужчина! Он должен быть хозяином самому себе и своей жизни.

Услышав шум за дверью ее спальни, он поднялся, чтобы уйти.

Галила разглядывала в зеркале свое бледное лицо. Она чувствовала себя полной дурой из-за того, что поверила обещанию Карима. Но по крайней мере, она выспалась. Обычно в это время Карим уже успевал позавтракать и удалялся в свой кабинет, так что утренний кофе она тоже будет пить в одиночестве.

Но когда она вошла в столовую, Карим был там. Он стоял у стола, обсуждая что-то со своим секретарем. Он бросил на нее взгляд, который длился всего секунду, но Галила заметила в нем страх. Кажется, ей не рады.

Она проснулась в одиночестве, и это был удар. Войти в столовую и увидеть, что он снова надел свою холодную маску, было ударом под дых. А то, что это происходит на глазах у десятка свидетелей, ее совсем убило. Ему действительно было необходимо позорить ее на глазах у прислуги?

Физически она была в порядке. Ей только казалось, что она немного потянула мышцы во время их бурного секса. Но память об их близости сделала ее особенно восприимчивой. Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, потому что боялась увидеть в них прежнее безразличие.

Галила собрала всю свою волю в кулак, спокойно улыбнулась и сказала:

– Доброе утро!

Молчание.

Она чувствовала, что Карим пытается поймать ее взгляд, и потому преувеличенно внимательно стала размешивать свой йогурт. Когда она потянулась к кофейнику, официант поспешил налить ей кофе, но Карим резко сказал:

– Я сам налью. Оставьте нас.

Его тон был таким резким, что Галила застыла, глядя себе в тарелку.

Комната в секунду опустела.

Она сидела, положив руки на стол и не решаясь пошевелиться. Не потому, что она боялась его, но потому, что не хотела оставаться с ним наедине. Теперь ей не за что было спрятаться.

– Ты сердишься на меня?