Сьюзен Стивенс - Поцелуй в лимонной роще

Комнату наполняли смех и волнение. В воздухе витало ощущение предвкушения. Никто не отклонил приглашение Люки на бал. Сегодня он сделает заявление. Он испытывал любовь и благодарность к покойному отцу за реставрацию, которую тот провел в красивом старом здании. Бальный зал сверкал огромными люстрами, похожими на алмазные шары под куполообразным сводом из бесценных фресок. Играл оркестр из самых талантливых венских музыкантов. Официанты в черных брюках и коротких белых пиджаках разносили подносы с канапе, приготовленными лучшими шеф-поварами мира. Гостям предлагалось лучшее французское шампанское. На балу были представители почти всех стран.

Но где же Калли?

Ее поведению нет никакого оправдания. Он поручил своему личному секретарю вызвать к ней лучших парикмахеров и косметологов. Неужели Калли надеется проскользнуть незаметно? Она, вообще, пришла?

Он мрачно пожал плечами. Калли Смит — единственная женщина, поступки которой он предсказать не мог. Подозвав лакея, он отправил сообщение горничной синьорины Смит, чтобы узнать, когда та придет.

Калли затаила дыхание, когда два лакея в ливреях широко распахнули перед ней позолоченные двойные двери. Она оказалась в мире блеска и гламура и едва не ослепла от сверкающих бриллиантов и света бесчисленных люстр. Подняв подбородок, она зашагала вперед.

— Синьорина Каллиста Смит!

Все в зале повернулись в ее сторону. Даже оркестр сделал паузу. Толпа гостей показалась Калли непроницаемой и совсем не приветливой. У нее пересохло в горле, она сжала кулаки.

— Пропустите…

Гости повернулись и посмотрели на Люка. Калли уставилась на него, когда толпа расступилась, пропуская его. У нее перехватило дыхание. Люка был в роскошном смокинге.

— Позволь мне сопровождать тебя? — спросил он, протягивая ей руку.

— Спасибо. — Она надеялась, что улыбнулась.

— Ты потрясающе выглядишь, — прошептал он.

— Прости, что задержалась, — прошептала она в ответ. — Мне не понравилась прическа, которую сделал парикмахер. Мне пришлось причесываться самой. А про макияж даже не спрашивай.

— Но ты без макияжа.

— Вот именно, — пробормотала она. — Если бы ты увидел меня с накладными ресницами и красными, как яблоки щеками, ты убежал бы за милю.

— Неужели? — Он казался не убежденным.

Они дошли до танцпола. Все наблюдали за тем, как они танцуют, и молчали.

— Я представляю, что они думают, — выдохнула она.

— А тебе это важно? — спросил Люка.

— Нет, — заверила она его. — Мне просто жаль, что я не босиком. Ты рискуешь попасть под каблуки моих туфель.

— Наплевать, — прошептал он и рассмеялся.

Калли постепенно расслабилась.

— Откуда у тебя это красивое платье? — спросил он. — Оно так тебе идет. Я не видел его на стойке с одеждой. Оно элегантное и восхитительно простое.

— Его прислала Ма Браун, — прошептала Калли.

— Ну, кто бы его ни прислал, ты просто красавица.

— Благодарю, добрый сэр. Вы и сами прекрасно выглядите.

— Я тебя завожу? — спросил он.

— Это еще один из твоих эвфемизмов, который можно интерпретировать, как «не пора ли нам уединиться»?

— Калли Смит, веди себя прилично, — тихонько произнес он ей на ухо.

— Ты бросил меня, а теперь ты не можешь мной насытиться?

— Верно. Я хочу пригласить тебя в волшебную беседку.

— Она обклеена твоими фотографиями? — спросила Калли.

Он рассмеялся, сильнее удивляясь тому, что люди, танцующие рядом с ними, ловят каждое их слово. Уведя Калли с танцпола, он вывел ее через высокие стеклянные двери на веранду, обрамляющую весь дворец по периметру. Даже в конце года растения, освещенные пылающими факелами, цвели и благоухали. Обычно Люка не замечал таких вещей, но близость Калли всегда усиливала его чувства. Они прошли по лужайке к озеру с островком посередине. На островке сверкали огни, а рядом с маленьким деревянным пирсом была пришвартована лодка.

— Ты в этом уверен? — Калли вопросительно взглянула на свое платье и обувь.

— Где твоя страсть к приключениям? — спросил он. — Я нередко сбегаю на этот остров из дворца.

Разувшись, она взяла Люку за руку и осторожно села в лодку. Он снял смокинг, белый галстук-бабочку и лакированные ботинки и оставил все это на берегу. Расстегнув несколько пуговиц ворота рубашки, он сел напротив Калли и взялся за весла.

— Я понимаю, почему тебе хочется побыть здесь одному, — согласилась Калли. — На озере так красиво и мирно.

— Я не замечал этого, пока был молодым. — Он ритмично погружал весла в спокойные воды озера. — Мне потребовалось время, чтобы научиться доверять принцу — моему отцу. Иногда я просто злился без причины и хотел уйти. Теперь я думаю, что боялся разочаровать его. Меня редко кто жалел, пока я жил на улице. То, что мой отец никогда не срывался на меня, не давало мне права его подводить.

— Это естественно, — ответила она.

— Мне повезло. — Увидев, как Калли внимательно рассматривает его руки, он захотел поскорее добраться до острова.

— Как ты жил, пока принц не нашел тебя?

Люка пожал плечами и снова погрузил весла в воду.

— Я подметал у рыночных киосков в обмен на испорченные фрукты, черствый хлеб и заплесневелый сыр. У меня была хорошая кормежка, — вспоминал он. — Я был грязным и носил обноски, но я поклялся, что никогда не опущусь ниже и всегда буду стремиться к успеху. Моя ванная комната и спальня были лучше, чем у большинства людей.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Я ночевал в Колизее, — объяснил он. — Я познакомился с сотрудником службы безопасности, и он не обращал внимания, когда я ложился спать в тени великой арены.

— Ты представляешь свою жизнь такой романтичной, — хмыкнула Калли, — но ведь ты наверняка замерзал зимой.

— Это, конечно, было проблематично, — вспоминал он, — но зато атмосферно. Раньше я спал на могиле Цезаря, а не в подземельях, где бедные жертвы томились в ожидании своей ужасной участи. У меня не было материальных благ, — прибавил он, прорезая веслами воду, — но я был полон решимости. И у меня были возможности изменить свою жизнь.

— Сколько тебе было лет, когда это происходило?

— Я скитался по улицам с четырехлетнего возраста. Именно тогда умерла моя мать, — объяснил он. — Меня выгнали из борделя, где она работала. Честно говоря, никому не было до меня дела. Теперь я думаю, что так было лучше. Клиентам в борделе все равно, кого покупать, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Я понимаю. Но как ты жил один на улице с четырех лет?

— На улице жили другие дети, которые были постарше меня. Они научили меня выживать.

— Как ты попал в Колизей? — спросила она.

— Там было много бездомных детей. Я видел туристические плакаты, рекламирующие это колоссальное здание, и я захотел его посмотреть. Войти внутрь не составило труда. Я просто присоединился к туристам. Я скоро узнал, что, если я притворюсь потерянным ребенком, меня будет кормить обеспокоенный персонал. Мне удавалось довольно долго водить персонал за нос. А потом они просто меня не трогали, потому что начали мне симпатизировать. Люди, работавшие в Колизее, тоже не были богачами, и поэтому они собирали для меня еду из мусорных баков. На ужин у меня была куча гамбургеров и хот-догов. Я не помню, чтобы я голодал. Для меня Колизей был как отель, поэтому не жалей меня. Я отлично справлялся. Колизей был и моим домом, и моей школой. Я многое повидал, пока был там. Я узнал о сексе, насилии, воровстве, недоброжелательности и великих проявлениях доброты.