Парфений - О любовных страстях

Помочь нам могут в какой-то степени его последователи, особенно Овидий с обработкой многочисленных мифов в «Метаморфозах» и тот же Парфений. Посвящая свой сборник Корнелию Галлу, он, конечно, хорошо представлял себе, какие сюжеты в наибольшей мере нужны Галлу, чтобы побудить его к творчеству. Таким образом, для нас труд Парфения представляет троякий интерес: во-первых, мы узнаем из него, чем отличалась в выборе тем греческая литература эллинистического времени от ее классических образцов, во-вторых, — что из нее пользовалось особым спросом в римской поэзии конца Республики. Наконец, сборник Парфения содержит значительное число мифов и версий мифологического повествования, о которых мы без его помощи не узнали бы ни из каких других источников, — для современного исследователя это является едва ли не самым примечательным свойством Парфения.

Уже само название его сборника показывает, что наибольшую привлекательность для поэтической обработки представляли собой рассказы о любви, преимущественно — с печальными последствиями. Из 36 сюжетов, собранных Парфением, относительно благополучную развязку имеют только шесть; 10 рассказов, напротив, завершаются гибелью обоих их участников, для остальных достаточно гибели либо ослепления одного влюбленного, или объявления войны, или, на худой конец, какого-нибудь превращения.

Источником этих историй там, где они указаны, служат достаточно разнообразные жанры: иногда трагедия V в. до н.э. (гл. III), но гораздо чаще — поэты эллинистического периода; предшественники Парфения, — среди них встречаем такие значительные имена, как Аполлоний Родосский, Никандр, Гермесианакт, Евфорион. Наряду с этим Парфений находит сюжеты у прозаиков, начиная от логографов V в. до н.э., искавших объяснение историческим событиям в поворотах личной жизни знаменитых людей, и кончая современниками поэта — грамматиками и риторами. Если прозаики и поэты делятся в качестве источников Парфения примерно поровну, то в хронологическом отношении явное предпочтение отдается послеклассическим авторам. Подробнее о каждом из них, использованных Парфением, будет сказано в примечаниях.

Что касается сюжетов, то сближение двух сторон только в исключительных случаях происходит в порядке законного бракосочетания (гл. IV, X, XXIII, XXVII, XXXVI), которое, однако, не избавляет их от горестей: измены одного из супругов (гл. IV, XXIII, XXVII), случайной смерти жены во время охоты от копья мужа (гл. X) или гибели мужа на войне (XXXVI) — при таких поворотах событий оставшийся в живых тоже добровольно отправляется на тот свет. Сюда же мы отнесем рассказы о любви к мальчикам — хоть она и встречает взаимность, но кончается тоже трагически (гл. VII, XXIV).

Достаточно частый мотив — добрачная связь, независимо от того, произошла ли она по согласию сторон или в результате насилия (гл. II, III, XVI, XX, XXX, XXXII, XXXV). Прибавим также повествования о попытке овладеть девушкой (XXVI), либо, наоборот, о неосуществленном желании девушки, которая с первого взгляда влюбляется в царя или героя, осаждающего ее родной город, готова ради близости с ним на измену и осуществляет ее; не всегда, впрочем, победитель отвечает на ее чувство (гл. V, XXI и XXII). Не последнее место занимает в этих сюжетах инцест — либо вполне осознанный обеими сторонами (гл. V, XIII), либо подстроенный одной стороной (гл. XVII), либо же не осуществившееся, но от этого не менее преступное желание (гл. XI, XXXIII, XXXIV).

Найдем мы и другие, достаточно ходовые мотивы: соперничество двух молодых людей (гл. VI, XIX) и роковое переодевание (гл. XV), женское вероломство (гл. VIII) и безуспешные попытки соблазнить молодого человека, который не желает оскорблять брачное ложе своего благодетеля (гл. XIV, XVIII, XXIX).

Мотивировка описываемых Парфением событий носит достаточно стереотипный характер. Любовь возникает чаще всего с первого взгляда, даже если этот взгляд брошен со стены осажденного города (гл. XXI); в большинстве случаев она объясняется необычной красотой объекта страсти (гл. VI, VII, X, XIII, XVII, XXIV, XXXIV), в других — констатируется как факт, не нуждающийся в каком-либо объяснении (гл. I, IX, XXVII, XXX). Если влюбляется девушка, она, естественно, стыдится первой открыть свое чувство, пока кто-нибудь не приходит её на помощь (гл. VI, XVIII); особенно долго внутреннее противодействие приходится преодолевать при инцестуозном влечении (гл. V, XIII, XVII). Каким бы путем ни было достигнуто счастье, оно длится недолго, и виновный в его разрушении обычно кончает с собой, даже если вина его была невольной (гл. IV, X, XIII, XIV, XVII, XXVII, XXXI, XXXII, XXXIII).

Собранные Парфением сюжеты отражали общий для эллинистических поэтов или римских неотериков интерес к роковым любовным страстям — об этом можно судить по Овидию, у которого помимо двух рассказов с участием тех же действующих лиц, что у Парфения [6] К гл. XI (О Библиде) ср. Метаморфозы. IX. 450-665; к гл. XV (О Дафне) ср. там же, I. 452-567, но без участия Левкиппа. , имеется в «Метаморфозах» еще несметное число любовных историй с трагическим завершением. Из задачи, стоявшей перед Парфением, вытекает и стиль его изложения, в котором он не претендовал на законченность отделки, как сам признает в открывающем сборник обращении к Галлу. В частности, он нередко переходит с прошедшего времени на настоящее — так называемый praesens historicum, очень распространенный в древнегреческом и латинском языках. В русском такая перебивка во временах не слишком принята, однако мы считали нужным сохранить ее в переводе как дающую представление о стиле оригинала.

Сборник Парфения вместе с «Метаморфозами» Антонина Либерала сохранился в единственной рукописи IX или X в. (Palatinus Graecus, №398), не лишенной ошибок и описок, большинство из которых вполне удовлетворительно исправлено в результате работы нескольких поколений филологов со времени выхода в свет первого печатного издания в 1531 г. в Базеле. Подготовил его известный немецкий врач и филолог из Цвиккау Ян Корнарий.

Во второй половине прошлого века среди исследователей греческой литературы разразилась полемика по вопросу о том, кому принадлежат ссылки на источники Парфения, приведенные в 26 случаях из 36 на полях Палатинской рукописи. Ясно, что их автором не является сам Парфений, — иначе они были бы даны ко всем главам в их основном тексте. Вместе с тем очевидно, что они сделаны человеком осведомленным, так как их достоверность подтверждается другими свидетельствами об античных авторах, а принадлежность к поэме Евфориона «Фракиец» двух эпизодов, содержащихся у Парфения (гл. XIII и XXVI), доказана папирусной находкой, сделанной в начале нашего века [7] Supplem. Hellenist. № 413-415. . О добросовестности составителя Палатинской рукописи свидетельствует и его пометка «нет» при гл. X; как видно, он не нашел достаточно надежного источника.