Мейси Ейтс - Запредельный накал страсти

— Ты совсем не похож на них, — возразила она.

— У меня есть сводный брат. Я узнал о нем, когда мне было одиннадцать. Мой отец имел любовницу.

— У моих родителей было много разных интрижек, — произнесла принцесса медленно.

— Измены — да, иногда они случаются. — Алекс как будто читал мысли Габриэллы. — Но ребенок… Моя мать была в ярости. Отец унизил ее. Опозорил. Продемонстрировал всем, что она нежеланна, нелюбима.

Габриэлла пыталась заставить себя улыбнуться.

— Моя мама выкрикивает подобные обвинения несколько раз на дню.

— Нет, у моих родителей все было иначе, — сказал Алекс. — Я слышал их препирательства. Это было на Рождество, снег падал вовсю. Снаружи дом был украшен иллюминацией. Как будто демонстрируя окружающим, что у нас нормальная семья. Счастливая семья. Но в нашем доме не было света. Не было никакого счастья. В общем, любовница моего отца привезла своего сына, почти моего ровесника. Ему было, может быть, десять. Эта женщина стояла в коридоре и кричала на моего отца, а сын был рядом с ней. Говорила, что он должен признать его. Мой отец отказался пойти на ее условия. Я посмотрел на этого мальчика, на своего брата. И мне стало бесконечно жаль его и себя. С тех пор, мне кажется, я не способен чувствовать, любить… сопереживать. А мои родители той ночью, после страшного скандала, разбились в странной аварии. С тех пор я никому не говорил, что у меня есть брат, Нейт.

— О, Алекс, какое ужасное бремя.

— Это ужасное бремя я возложил на него. На маленького мальчика. Но я был так зол, Габи. Я обвинял брата в смерти матери и отца. Из‑за него они поссорились.

— Не кори себя, — сказала она, и в груди у нее все сжалось. — Ты был ребенком и не мог вести себя иначе.

Он покачал головой и опустил ее:

— Не таким уж и ребенком.

Когда Алекс рассказывал о своей семейной драме, Габриэлла забыла о его реальном возрасте; сейчас ей казалось, что перед ней маленький мальчик, нуждающийся в защите. Ей казалось, что она может видеть его таким, каким он был тогда. Храбрым и отчаянным. Отстаивающим честь своей семьи.

— Не стоит требовать от себя слишком многого, — сказала она тихо.

— Нейт имел право на эти деньги. Имел право прийти на похороны отца. Чтобы быть признанным. Я его лишил этого. Пока мы не стали нуждаться в нем. Когда моему деду понадобилась пересадка костного мозга, мне пришлось рассказать о Нейте. Он был единственной надеждой Джованни. Понимаешь? Я… Я не могу простить себя за это, Габи. Я не могу. Все мои поступки показывают, что, как бы я ни пытался измениться, я — сын своего отца. Человек, который использует других. Человек, который недолго думая заставляет других пройти сквозь ад для того, чтобы сохранить свой комфорт.

— Это неправда, Алекс.

Он сжал руку в кулак.

— Нет, это так. Есть причина, по которой я говорю тебе это.

— Почему же?

— Потому что я хочу, чтобы ты поняла. Мне нужно, чтобы ты осознавала, что я не святой, что мне не хватает сдержанности и я часто иду на поводу у своих инстинктов. Гены моего отца слишком сильны, и ничего нельзя исправить.

— Жизнь человека определяют не только гены, тебе не кажется?

— Разве?

— Ты сам сказал, что дед заботился о тебе. Твой отец — его сын.

— Моя мать тоже была полна пороков. Именно поэтому у нас… у нас ничего бы не получилось, Габриэлла.

Сердце Габриэллы громко стучало, и у нее закружилась голова. Алекс считал себя порочным и испорченным из‑за поведения своих родителей. И именно поэтому ему так сложно с женщинами… так сложно с ней.

— Но как насчет того, чего хочу я?

— Ты не знаешь, чего хочешь.

Она моргнула:

— Конечно знаю. Я взрослая женщина, Алессандро. Ты не знаешь ничего о моих истинных желаниях.

Он встал с кресла и опустился перед ней на колени. Поднял руку и дотронулся большим пальцем до ее нижней губы. Она закрыла глаза, все ее внимание сосредоточилось на его медленном чувственном прикосновении.

— Габриэлла, у меня больше опыта, чем у тебя. Поверь мне, не стоит связываться со мной.

— Ты ошибаешься, — сказала она, покачав головой.

— Даже если я вновь поцелую тебя, это будет большой ошибкой.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Морщины на лбу, глубокие складки избороздили его лицо. Без них он был бы слишком красив.

Она переживала. За него.

— Все грехи можно искупить, не так ли?

— Не все, Габи. Моя жизнь, мое детство — доказательство этому. Некоторые грехи наносят невосполнимый ущерб. Слишком глубокие раны никогда не заживают. Спроси об этом моего сводного брата. Я бы посоветовал спросить моих родителей, мою мать, но они мертвы.

— Но, Алекс… если мы оба хотим друг друга…

— Ты даже не знаешь, что значит хотеть, Габриэлла.

Принцесса едва не разрыдалась на глазах у Алекса.

— Это нечестно, Алекс. Ты не можешь говорить мне такое… Именно ты внушил мне уверенность в себе, заставил почувствовать себя желанной. И теперь ты говоришь мне о том, что я не знаю, как это — желать?

— Я уже причинил тебе боль. — Он с сожалением покачал головой. — Я не хочу делать это снова.

— Конечно, не стоит этого делать. — Она была на грани отчаяния.

— Я и не буду.

Габриэлла встала с кресла и села на пол рядом с ним. Взяла его руки в свои, наклонилась вперед, касаясь своими губами его.

— Что мешает тебе сейчас быть со мной? — спросила она, и ее губы касались его губ, пока она это произносила.

Он протянул руку к ее голове, запустил пальцы в волосы и наклонил голову назад, всматриваясь в нее своими темными глазами.

— Многое, Габи, — сказал он, и ее имя опять вызвало дрожь в ее теле. — Если бы не мое прошлое, то я бы поцеловал тебя гораздо более страстно, чем это сделала ты.

— Что еще? — спросила она, разжигая огонь желания. Но прошло время для сожалений.

— Я бы языком прошелся вдоль линии губ, прежде чем проникнуть внутрь. Я хотел бы пробовать тебя на вкус. Так глубоко и долго, что никто из нас не смог бы дышать. Вернее, мы оба просто не смогли бы дышать.

Габриэлла дрожала от возбуждения.

— Алекс, — шептала она.

— Я бы стянул твою футболку, чтобы с наслаждением рассматривать твое тело, — продолжил он, положив свою ладонь на ее живот, и его прикосновение обожгло ее даже через одежду, — чтобы чувствовать нежность твоей кожи. — Одна его рука оставалась на ее животе, другая все еще перебирала ее волосы. — Потом я бы снял твой бюстгальтер. Рассмотрел твою красивую грудь. Она прекрасна. Ты восхитительна. Я уже много раз говорил тебе это, но мне нужно, чтобы ты поняла, что я не лгу. Это глубочайшая истина, в которой я уверен, Габриэлла. В твоей красоте. Она так же реальна, как ночное небо.

Слезы наполнили ее глаза, и она даже не попыталась стереть их.

— Я бы исследовал твою грудь языком, — продолжил Алекс, — прежде чем перейти к поцелуям живота. Затем я бы снял с тебя брюки, нижнее белье. Мгновение я бы просто… смотрел на тебя. Я бы боялся моргнуть из страха пропустить моменты красоты. Я хотел бы узнать тебя всю, дразнить тебя, прикасаться к тебе, пока ты дрожишь от наслаждения в моих руках.