Дениз Робинс - Запретная любовь. Колечко с бирюзой [сборник]

Когда я в последний раз видела Фрэн, она изрекла еще одно из своих пророчеств.

— Давай поспорим, что в результате всего этого вы с Чарльзом произведете на свет еще одного младенца? Ты еще молода и здорова, дорогая моя, и, быть может, сынишка — это как раз то, что нужно. Если спросить меня — идея, правда, кошмарная, но я пришла к заключению, что ты рождена для материнства.

Быть может, она права. Может, я действительно такая. Но в своих планах я так далеко не заходила. Уверена, что и Чарльз тоже.

На этом я заканчиваю свой дневник — раз и навсегда. Интересно, прочтет ли его когда-нибудь и кто-нибудь, в частности Джерими?

Чарльз вернулся домой за неделю до Рождества.

По столь торжественному случаю Кристина нарядилась в новое платье, купленное еще в Лондоне, и надела золотую цепочку и такие же сережки, которые Чарльз подарил ей еще до их разрыва. Она также приодела Дилли. Умненькая и веселая девочка успела уже совсем оправиться после смерти брата.

Счастливая Дилли, думала Кристина, как хорошо пребывать в этом возрасте, когда трагедия смерти пока еще не ранит душу так глубоко и надолго! Она даже часто говорила о Джэй-Джэе — как она называла Джеймса, — о том, что он любил делать, а когда к ним приходили в гости новые друзья, она прямо-таки с гордостью сообщала им, что Джэй-Джэй отправился к Богу-Отцу.

Дилли с этим смирилась.

Кристина тоже смирилась, но ее рана продолжала кровоточить и болеть, и ее нелегко было залечить.

В Дилли просыпалось смешное детское тщеславие. Этой девчушке уже хотелось нравиться. Она сама выбрала для себя новое платье. Оно было сшито из зеленого бархата и напоминало Кристине ее собственное платье, которое она надела в день рождения, когда ей исполнился двадцать один год. Платье украшали отвратительные кружевные оборочки, но Дилли была от него в полном восторге и настояла на том, чтобы мать купила ей именно этот наряд к тому дню, когда папочка вернется домой.

Перед самым приездом Чарльза из больницы Кристина решительно убрала в ящик стола и заперла на ключ законченную рукопись — свой дневник. Она испытывала величайшее облегчение оттого, что ей незачем больше писать, но ведение этого дневника очень помогло ей. Фрэн была права, называя ее экстравертом. Она предпочитала вытаскивать все на свет божий, не давая неприятным мыслям прятаться где-то в глубине и растравлять душу, как это делал бедняга Чарльз.

Впрочем, в последнее время он повеселел и уже гораздо больше напоминал прежнего Чарльза, который ей нравился в далеком прошлом.

Она была рада, что он достаточно окреп и возвращается домой. Он научился ходить на костылях и теперь мог медленно передвигаться.

Кристина, с помощью говорливой и веселой Фоски, вычистила и отполировала мебель и постаралась украсить дом. В вымытых до блеска вазах всюду расставили цветы. Старый садовник притащил в дом все растения, какие смог найти в оранжерее. Среди прочих цветов красовалась парочка бронзово-красных хризантем. Право же, Кристина давно уже не чувствовала себя такой счастливой, как в это утро. Она сознательно захлопнула дверцу памяти, не выпуская оттуда воспоминания о недавних событиях. Она решила, что с ее стороны единственно правильным и великодушным будет отдать все силы, какие у нее еще остались, дню возвращении Чарльза, а потом и всем последующим дням.

Больничная машина подъехала к дому.

Кристина выбежала на улицу. Медсестра помогла Чарльзу войти. С минуту он постоял в холле, глядя на Дилли, которая как сумасшедшая выплясывала перед ним, крича:

— Я специально для тебя, папа, надела новое платье! Ведь правда, потрясающее?!

Он выразил восторг по поводу платья и нежно поцеловал дочь.

Кристина смотрела на него, испытывая робость перед этим человеком, с которым она была и не была разведена. Его согнутая спина тронула ее. На костылях он являл собой печальное зрелище. Серые фланелевые брюки и твидовый пиджак висели на нем как на вешалке. Он очень похудел — таким худым она его просто не помнила. Какое у него усталое, изможденное лицо. Она была потрясена, увидев при ярком свете морозного декабрьского утра как много седых прядей в его волосах.

«Он выглядит стариком», — подумала она.

Но «старик» заговорил бодрым тоном:

— Ты выглядишь просто божественно, Дилл, дорогая моя! И мама тоже божественно выглядит, должен вам сказать. Мне нравится этот туалет, что на тебе. Как он там называется, Крис?

— Это моя новая зимняя модель, — весело ответила она.

Ей очень шло платье из светло-лиловой твидовой ткани в серую крапинку, с круглым вырезом и короткими рукавами. Волосы она теперь причесывала по-новому: на затылке пышный узел, а на лбу короткая челка. Она слегка подрумянила щеки и наложила синие тени на веки. Фоска сказала ей, что синьора multe elegante [7] Очень элегантна (ит.). .

Пряча смятение, Кристина велела Дилли пойти сказать Фоске, чтобы та приготовила синьору свой замечательный кофе.

— Хочешь пройти в гостиную, Чарльз? — спросила она.

— Сейчас. Моя спальня на этом этаже?

— Да, как мы договорились. Мы поставили диван в кабинет до тех пор, пока ты не сможешь снова пользоваться лестницей.

— Ты просто умница, — сказал он.

Это слово болезненно отозвалось в ней, напомнив о поездке с молодым доктором Пилом в тот день, когда ей пришлось опознавать Джеймса и Уинифрид. Удивительно все это — мозг… память. Как не вовремя иной раз чувства и мысли реагируют на какой-нибудь пустяк.

Чарльз спас положение весьма прозаичным замечанием, что прежде всего ему надо раздеться. Благодарение Господу за эти повседневные обычные дела, подумала Кристина, радуясь, что Чарльз не может подняться наверх и пройти мимо двери в спальню Джеймса.

Медсестра отказалась от кофе. Ей надо было вместе с машиной вернуться в больницу: машина могла потребоваться. Она пожелала Чарльзу всего наилучшего, пожала руку Кристине и удалилась.

Чарльз добрался до гостиной и неуклюже опустился в самое высокое кресло, какое Кристине удалось для него найти. Она поставила его перед камином. Поленья в камине полыхали веселым ярким пламенем. Они сидели рядом и пили кофе. Чарльз смаковал его, тем более что она налила в чашку ложечку коньяку.

— Бог ты мой, как хорошо, — сказал он с глубоким вздохом, ставя чашку на блюдце. — Все кругом выглядит просто чудесно. Эти долгие месяцы в больничной палате… Боже мой, Крис, ни за что не хотел бы снова там очутиться.

— Надеюсь, никогда больше не придется.

— Бобби и Кэт придут сегодня?

— Да, как ты просил. Я устраиваю небольшой званый обед по случаю твоего возвращения.

— Все в полном порядке, — кивнул он. — Ты в самом деле отлично поработала.