Марион Леннокс - За ним на край света

– Бретт?

– Мне иногда кажется, что всех, с кем я когда-либо встречалась, привлекали деньги, – честно призналась Пенни. – И как я не понимала этого! Наверное, утратила бдительность. Бретт тот еще слизняк, но я в то время мало что соображала, и вся эта непрекращающаяся семейная драма действовала мне на нервы. Я ведь даже не поняла, что мама близка к нервному срыву, пока не приехала домой. Меня это напугало. Бретт очень хорошо разбирается в деньгах, он сообразителен и знает, как подольститься. А еще у него есть для этого внешние данные. О, и он умеет быть очаровашкой. Он мог сделать так, что рядом с ним я ощущала себя девушкой, о которой заботятся. И когда он сделал мне предложение, я по глупости согласилась.

– И все были довольны?

– Наверное, почти все, – грустно отозвалась Пенни. – То есть… Сначала я сомневалась, но я же мамина дочка. Отец был счастлив, мама тоже. На какой-то миг мне показалось, что у нас наконец все хорошо. Но потом вернулась Фелисити, и Бретт осознал, кто на самом деле папина любимица. Это означало, что можно связать свою судьбу не с дурнушкой, а с фотомоделью и при этом получить неплохое приданое.

– Вам многое пришлось пережить, – мягко произнес Мэтт.

– Да. Слишком большую цену пришлось заплатить за то, чтобы всем вокруг было хорошо, но тогда я этого не понимала. А сейчас все по-другому.

– Вряд ли.

Тут девушка улыбнулась:

– Может, не совсем – но после года, проведенного у Мэйли, точно будет.

– Вам туда не стоит ездить.

– Почему? Когда вода спадет…

– Вам там жутко не понравится. Не помню, когда Мэйли в последний раз ставил мышеловку…

Честно говоря, по-моему, он этого и не делает. Там повсюду дохлые мыши.

– Фу!

– Повсюду. Он их приманивает, но не убирает.

– Я могу убрать, если нужно, – дрожащим голосом произнесла Пенни.

– Я не сомневаюсь, но вопрос в том, нужно ли это делать. Разве родители не дают вам достаточно денег на любые капризы?

– Эй, полегче со словами. Ну, ладно, – сдалась Пенни. – У отца, конечно, много не выпросишь, но я получила наследство от бабушки и могу чувствовать себя независимой. Не назову это богатством, но мне хватит на то, чтобы основать компанию, специализирующуюся на банкетном обслуживании, в Аделаиде, например, или в Брисбане. Но пока мне нужно собраться с мыслями, а для этого лучше быть как можно дальше от Сиднея.

– Потому-то вы и отправились к черту на кулички в этой вашей розовой машине?

– Не надо.

– Что не надо?

– Не надо мне сочувствовать. Я прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в жалости.

– А что, вас некому даже пожалеть?

– Нет, – свирепо отозвалась Пенни. – Всем все равно. Подумать только, тот ужин, когда Бретт и Фелисити вошли рука в руке, мистер и миссис Высокомерие… Я была слишком подавлена, чтобы говорить, а мама не смогла за меня заступиться. Но, наверное, тут больше моя вина. Это моя жизнь – и я не могу больше тщетно стараться угодить отцу и спасти маму от всех бед. Я свободна, я развязала путы. Ну, а у вас какая история?

Мэтт допил пиво и сидел, с трудом борясь со сном. Сейчас самый подходящий момент, чтобы собрать посуду и двинуться спать. Но он все же спросил:

– Какая история?

– Кто-нибудь печется о вас? Вы ведь меня спросили об этом. Так вот, теперь я спрашиваю: кому-то небезразлична ваша судьба, Мэтт Фрейзер? Вы живете здесь отшельником. Неужели у вас нет девушки? Друга? Хоть кого-то?

– У меня есть дочь, – отважился он. – Ей тринадцать, и она живет в Штатах с моей бывшей женой.

– Тринадцать! Да ведь вы были почти ребенком, когда она родилась, – изумленно вымолвила девушка. – Ух ты! Так ваша жена забрала Лили в Америку. А разве это вот так просто… я имею в виду… вы согласились?

– Дэррилин встретила какого-то банкира, который спонсировал мой проект. Он был богат, жил в Нью-Йорке и мог предложить ей гораздо более интересную жизнь, чем та, что ждала ее со мной. А еще она была на четвертом месяце беременности. Когда уезжаешь из страны с ребенком, разумеется, нужно согласие второго родителя, но кто остановит беременную женщину?

– О, Мэтт.

– Все в порядке. Я навещаю Лили дважды в год.

– Она на вас похожа?

– Наверное, да, – медленно ответил он. – У нее такие же, как у меня, черные волосы, такие же карие глаза. Так что она точно моя дочь, если вы об этом.

– Нет, я ничего такого не имела в виду, – прошептала Пенни. – Я просто не представляю… вам, должно быть, ужасно тяжело было оставить ее там. Ну а как насчет… родителей? – сменила она тему разговора.

– Меня воспитывала мама.

– Эта ферма – вы ее унаследовали?

– Ну, примерно.

– Ага, то есть ваша мама состоятельная дама?

– Нет, как раз наоборот. – Мэтту с трудом давалось каждое слово, но он продолжал говорить. – Я родился, когда ей было восемнадцать, и ее некому было поддержать. С самых ранних лет я был самостоятельным ребенком… но мы справились.

Тут он умолк, не желая вдаваться в подробности. Какой смысл описывать свое детство, если большую его часть составляли бесконечные мамины кризисы в личной жизни? Что он в основном слышал от нее? «Обними меня, дорогой. Прости, я не могу не плакать. Ты не мог бы пойти купить пирожков к чаю? Может, сходишь за пособием и скажешь им, что мамочке нездоровится, нам нужны деньги? Скажи, у меня грипп… а то еще притащатся сюда».

Мэтт встряхнулся, отгоняя грустные воспоминания. Пенни молчала, ожидая ответа.

– Когда мне было двенадцать, мама устроилась домработницей – где-то за пятьсот миль от города Перт, – начал он. – Там жил восьмидесятилетний холостяк Сэм Харридей. Он много лет работал на ферме родителей – но годы дали знать о себе. Так что мы отправились к нему. Она надеялась, что уж там-то все точно будет в порядке.

– В каком смысле?

– Простите, я говорю загадками. В маминой жизни не все было ладно.

Пенни снова замолчала – тщательно подбирая слова. Видимо, она поняла, что Мэтту не хочется продолжать разговор, потому что деликатно ответила:

– Хорошо для нее. Но так далеко. Вам было двенадцать? Как же вы ходили в школу?

– Это была «Школа по радио» [4]. – Мэтт улыбнулся, вспомнив себя в том возрасте. – Не то чтобы я был очень прилежным учеником. Но в ферму я влюбился с первого взгляда. А Сэм… – Он задумался на миг. – Сэм сумел меня почувствовать. Он видел, как мне хочется научиться фермерству, и не упустил момент.

– Но… – Пенни нахмурилась, пытаясь разобраться. – Эта ферма не его?

– Нет, – пояснил Мэтт. – В двух словах, когда мне было пятнадцать, мама влюбилась в какого-то байкера, который потерялся и попросил его приютить. Потом она поехала за ним в город, но Сэм позволил мне остаться. Я учился со «Школой по радио» до семнадцати лет и параллельно к тому возрасту освоил почти все, что должен уметь фермер. Я обожал дом, землю – и Сэма. Он умер, когда мне было двадцать два, и оставил все мне. – Он пожал плечами. – Мы завидуем тем, кто получает наследство, но не осознаем, что обычно приходится пережить вместе с этим, – потерю близкого человека.