Джэки Эшенден - Повелительница сердца шейха

— Тарик… — вскрикнула она, извиваясь в его объятиях.

Умоляющие нотки в ее голосе были именно тем, что он желал слышать, поэтому он не остановился, дразня языком твердый маленький бутон. Тарик хотел, чтобы она так же отчаянно желала его, как и он сам, чтобы это ужасное знание в ее глазах исчезло. Она смотрела на него так, словно видела его изнутри и видела того одинокого маленького мальчика, которым он когда-то был.

Шарлотта вскрикнула, ее пальцы запутались в его волосах. Темное удовлетворение от звука ее стонов всколыхнулось в нем вместе с глубоким чувством собственничества, которое он не мог сдержать. Он заставит ее забыть всю эту чепуху о дружбе.

Возбуждение стало непереносимым. Тарик резко стянул брюки и присоединился к ней, устроившись между ее раздвинутыми бедрами. Она потянулась к нему, но он оттолкнул ее руки, направляя возбужденный член в ее лоно.

Шарлотта ахнула и выгнулась под ним, ее гладкие бедра сомкнулись вокруг его бедер, грудь приподнялась. Прикрыв глаза от наслаждения, она слегка приоткрыла рот. Секунду он не мог пошевелиться, лишь любовался ею. Жар ее тела полностью затмевал его разум.

И этого должно было быть достаточно. Это не должно было заставить его чувствовать себя таким опустошенным, будто было что-то еще. Что-то настолько близкое, что он почти мог дотронуться до него.

— Посмотри на меня, — грубо потребовал он. — Посмотри на меня, Шарлотта.

Она подняла ресницы и встретилась с ним взглядом. Сильный электрический заряд пронзил его насквозь. На мгновение ему показалось, что он держит в руках что-то невыразимое и прекрасное, что может надломиться, если он схватит это слишком сильно.

В глазах Шарлотты была нежность, не имевшая ничего общего с сексуальным желанием. Она протянула руку и погладила его по щеке, словно для нее дороже его ничего и никого не было.

В его груди застыла боль, сердце и легкие сдавило. Последствия вакуума, в котором он так долго пытался дышать. Вакуум, который почти задушил его.

Но не тогда, когда она дотрагивалась до него. Прикосновение ее пальцев к его щеке, взгляд ее голубых глаз, их жаркая близость — все это помогало ему дышать полной грудью.

Тарик сделал судорожный вдох, затем еще один, и когда ее пальцы скользнули по его подбородку, давление на грудь резко ослабло. Он сделал еще один вдох, глубоко в легкие, и это было похоже на первый вдох в его жизни.

Она могла видеть его. Видеть таким, какой он есть. Она увидела одинокого маленького мальчика и протянула ему руку. Она убирала барьеры вокруг его сердца, будто они были из бумаги. Она обнимала его и держала так крепко, словно он по-настоящему дорог ей.

Он не мог остановить ее. Не мог удержаться от желания этого прикосновения.

Тарик двигался быстрее, сильнее, крепко прижимаясь к ней, когда входил в нее, дыхание было быстрым и прерывистым, их стоны наполняли комнату. Он почувствовал надвигающуюся волну наслаждения.

— Шарлотта… — Он вовсе не собирался произносить ее имя, во всяком случае, не так пылко и отчаянно.

Она крепко вцепилась в него, обнимая его так, как никто никогда не обнимал его прежде. Необъятность его потребности за все годы, которые он провел в одиночестве, обрушилась на него.

Но сейчас он был не один. Теперь у него есть она. Его жена. И он никогда не отпустит ее.

Шарлотта отвечала на каждый толчок, тяжело дыша и пребывая в таком же неистовстве, как и он. Его имя было на ее губах, когда она двигалась под ним, с каждым их движением удовольствие становилось все более интенсивным, более сильным. Волна оргазма захлестнула ее, Шарлотта выгнулась со сладостной дрожью. А потом он последовал за ней.

Спустя несколько минут, а может быть, и часов, ощущение ее рук, скользящих по его спине, вернуло его к действительности, и Тарик попытался освободить ее от своего веса. Но она издала тихий протестующий звук, ее ногти впились в его бедра, она явно желала, чтобы он остался там, где был. Так он и сделал, приподнявшись на локтях и глядя на нее сверху вниз.

Шарлотта молчала, и он тоже, и на долгие мгновения он просто позволил себе раствориться в бесконечной синеве ее глаз.

— Мой отец хотел отречься от меня, когда узнал, что я рассказал Кэтрин, — услышал он свой голос, отдавая ей последнюю часть себя — ту часть, о которой он никому не рассказывал. — Он сказал, что это позор… сказал, что я недостоин его.

— Твой отец во многом ошибался, Тарик. И в этом — в особенности.

Он хотел было не согласиться с ней, но промолчал.

— Я не позволю тебе уйти, йа амар, — нарушив тишину, сказал он. — Ты ведь понимаешь это, не так ли? Теперь ты моя.

Шарлотта не стала протестовать.

— Знаю. Ты говорил это раньше.

— Я не шучу.

Она приподняла светлую бровь.

— А раньше шутил?

— Скажем так: я не знал, что нахожусь в вакууме, — Тарик помолчал, не сводя с нее пристального взгляда, — и что мне нужен был воздух, чтобы дышать.

Шарлотта занималась языком с Амирой, когда один из дворцовых слуг постучал в дверь ее комнаты и передал приказ явиться в кабинет Тарика. Прошла неделя после их разговора в библиотеке, когда ей показалось, что между ними что-то изменилось. Она не могла перестать думать о том, как он сказал, что ему нужен воздух, чтобы дышать, и пристально посмотрел на нее, как будто она была воздухом. Тарик не сказал этого прямо, но она почувствовала это.

Она отпустила Амиру, а затем направилась по дворцовым коридорам в кабинет Тарика.

Он сидел за своим огромным письменным столом и оторвал взгляд от экрана компьютера, только когда она приблизилась.

На прошлой неделе ей посчастливилось увидеть его улыбку, но не сегодня. Выражение его лица оставалось мрачным, и какое-то дурное предчувствие охватило ее, заставив похолодеть. Затем он встал и обошел стол, и внезапно ей стало еще холоднее.

— Что случилось?

— Мне только что сообщили, что вчера вечером у твоего отца случился сердечный приступ и он был доставлен в больницу.

Сердце словно оборвалось.

— Папа в больнице?

Тарик притянул ее к себе, и она не сопротивлялась, нуждаясь в его силе, потому что внезапно испугалась, что может упасть.

— Да. — Его глубокий голос немного успокоил ее. — Как я уже сказал, у него случился сердечный приступ.

— Насколько все плохо?

— Я разговаривал с врачом, и мне кажется, что потребуется некоторое время, чтобы понять, насколько серьезны повреждения. Но вполне возможно, что он полностью выздоровеет.

Шарлотта судорожно сглотнула. Отец не был совершенством, но все же он был ее отцом. Он никогда не был жесток, не оскорблял ее. И теперь он болен. Теперь он совсем один…

Она не могла вынести даже мысли об этом. Возможно, Мартин Деверо не самый лучший отец в мире, но это не значит, что она может оставить его в больнице без поддержки.