Софи Пемброк - Самый нежный поцелуй

Она рассмеялась, радостно и удивленно, и он был рад, что она не знает правды. С детьми легче общаться, потому что они искренние и не лгут. Вероятно, именно поэтому он и хотел разгадать загадку Тори Эдвардс. Если бы он знал все ее секреты, возможно, смог бы доверить ей свои. Если Феликс уже не сделал этого. Им предстоит еще одна совместная ночь. Что, если он сможет вернуть то чувство, которое испытал, когда был с ней. Успокоенный, расслабленный и полный надежд. Как будто мир сиял возможностями, а не тускнел от лжи и обмана.

Если Тори добровольно выдаст свои секреты, он сможет снова обрести веру. Веру в то, что некоторые люди могут жить без тайн, без обмана и не причинять этим вреда другим. Внезапно Джаспер понял, что, если он когда‑либо и поверит кому‑то, это должна быть Тори Эдвардс. Желание было таким сильным, что причиняло боль.

Тори уставилась на свою девичью кровать. Сегодня она показалась ей еще более узкой и тесной, чем вчера.

– Хочешь, я лягу на полу? – спросил Джаспер, уловив ее взгляд. – Думаю, не окоченею до смерти. А если и так, вряд ли отец тебя уволит.

Тори округлила глаза и откинула одеяло.

– Но после сегодняшнего Генри и Лиз никогда мне этого не простят. Кроме того, семеро детей меня живьем съедят, если ты не появишься, чтобы играть с ними в снежки.

– Твоя правда. – Джаспер одарил ее самодовольной улыбкой. – Я быстро схожусь с людьми, как со взрослыми, так и с детьми. Меня легко любить.

Ей показалось или в его словах прозвучала какая‑то ранимость, скрывающаяся за бравадой и самоуверенностью? До сих пор она никогда этого не замечала. Тори покачала головой. Это казалось маловероятным. Впрочем, ей не доводилось раньше видеть, чтобы виконт Дарлтон сидел на полу в окружении детей и плел бумажные гирлянды.

Они молча готовились ко сну. Тори слышала, как вся гостиница устраивается на ночь. Дети протестуют, не желая ложиться спать, взрослые оживленно беседуют и смеются, допивая пиво, слабые звуки рождественских хитов прошлых лет все еще доносятся из старых динамиков.

Внизу Генри вытирал стойку бара, а Лиз пошла запереть дверь. Сегодня не нужно было выпроваживать последних посетителей. Все гости ночевали в отеле.

Сколько ночей она пряталась в тени на лестнице, наблюдая, как Генри и Лиз наводят порядок, перед тем как гостиница погрузится в сон. Она всегда чувствовала себя в безопасности в «Мурсайд‑Инн». Ее здесь любили. Но это было очень давно. До гибели Тайлера.

– О чем ты так напряженно думаешь? – тихо спросил Джаспер, когда она забралась в постель и устроилась рядом с ним.

– О Тайлере, – машинально прошептала она в ответ, даже не думая о том, что говорит.

Джаспер так и замер у нее за спиной.

– Генри сказал мне, что картины в холле написаны их сыном Тайлером. Тот самый, я полагаю?

Тори лишь утвердительно кивнула. Она не была уверена, что сможет ответить. Но теперь, когда она начала этот разговор, ей некуда было отступать. Может быть, Джаспер поймет ее, если она расскажет ему всю правду. Он узнает, что Тайлер погиб по ее вине. И тогда она никогда не сможет смотреть ему в глаза.

А у Джаспера красивые глаза. Она не могла себе в этом не признаться.

Он тронул ее за плечо, и Тори повернулась к нему лицом. Она едва могла разглядеть его черты в лунном свете, но прекрасно знала его лицо, как и тело, несмотря лишь на одну проведенную вместе ночь. Она ничего не забыла.

– Вы с Тайлером… были парой? – спросил Джаспер.

Даже в темноте она заметила, как его губы скривились, и поняла, что эта мысль ему неприятна. Может, он ревновал. Тори грело такое предположение, хотя она ненавидела себя за это. В конце концов, не было никакого смысла ревновать к покойнику.

– С шестнадцати лет, – ответила она. – Генри и Лиз не были в восторге от этого, но мы никогда не воспитывались как брат и сестра и не были родственниками, так что они мало что могли сделать. Ну, за исключением эпических заявлений Генри «только не под моей крышей».

– Которые вы, как я понимаю, игнорировали.

– Не в первый год или два, – призналась Тори. – Хотя мы решили, что амбары на дальнем краю гостиницы не считаются его крышей.

Это было так волнительно – ускользать вместе и искренне считать, что никто не знает, куда они идут и что делают. Они были настолько ослеплены чувством первой любви, что мир для них перестал существовать. Хотя, став взрослой, Тори поняла, что родители Тайлера, вероятно, все знали.

– Так что же случилось? – поинтересовался Джаспер.

– Где сейчас Тайлер?

Тори закрыла глаза.

– Он умер. Пока я училась в университете. – Она услышала его резкий вздох, почувствовала жалость в его взгляде, хотя и не могла этого видеть. Его пальцы судорожно сжали ее бедро, словно он хотел прижать ее к себе, чтобы унять ее боль.

Но боль была уже восемь лет. Тупая и ноющая, как старая рана, которая болит только тогда, когда идет снег. Тайлер был с ней каждую секунду, словно призрак, заглядывающий через плечо.

– Мне очень жаль, – сказал Джаспер после долгого молчания.

– Да. – тихо прозвучал ответ Тори.

Что еще можно было сказать? Кроме того, это была ее вина. «Я убила его в тот день, когда уехала из дома», – подумалось ей.

Тори снова отвернулась от него и вся сжалась от боли, хотя ей нестерпимо хотелось прижаться к Джасперу и выплакаться. Но она этого не заслуживает. Тори попыталась уснуть. Хотя знала, что Тайлер снова придет к ней во сне. Он всегда ей снился в такие вот ночи. И она заслужила эту кару.

Джаспер внезапно проснулся, не понимая, что его встревожило. Ему снился чудесный сон: они с Тори идут вдоль замерзшей реки, держась за руки в перчатках. Он поднял глаза и увидел странные зубчатые стены Стоунбери‑Холл, возвышающиеся на фоне зимнего неба. Снег покрывал их, как сахарная пудра на одном из пирогов, которые пекла мать Феликса.

Они молчали, чтобы не нарушать очарование момента. Но Джаспер знал, что счастлив и доволен. Этих чувств он не испытывал с того момента, как узнал правду о своем отце и сводном брате.

Конечно, сновидение не могло продолжаться долго.

Джаспер потер глаза в темноте, пытаясь понять, что же выдернуло его из сна, и гадая, сможет ли он вернуться в него снова, если заснет достаточно быстро. Но тут Тори вскрикнула. В ее голосе звучала такая боль и мука, что его сердце невольно сжалось.

– Тори? Тори? – тихо окликнул он. Джаспер прижал руку к ее плечу, чувствуя жар ее кожи, несмотря на холод в комнате. – Проснись. – Но она никак не отреагировала. Вместо этого Тори снова зарыдала и уткнулась лицом ему в грудь. Джаспер и представить себе не мог, что Виктория Эдвардс способна на подобные эмоции. Все эти зубчатые стены были сломаны, маска отброшена в сторону, а хрупкий щит, которым она прикрывалась, разбит вдребезги.