Ив Никитин - Голая

– Какие люди, ты погляди! – когда она обернулась, улыбка с лица мужчины сплыла, лицо стало серьезным.

– Это он тебя так?

Аня молча кивнула и стала плакать навзрыд, голова опустилась, спина ссутулилась, несмотря на свой и без того малый рост, Аня стала еще меньше, все тело вздрагивало при каждом всхлипе. Это уже был второй приступ истерики за сегодня, и опять он произошел при мужчине. Пара слов из уст этого человека нажали на спусковой крючок нервной системы. Держаться не было сил. Он в свое время был для нее всем, человеком, который научил ценить себя, любить жизнь. Человеком, который сказал, что она красивая, и что весь мир может лежать у ног, если она этого пожелает. Человеком, который сказал истину: «Мы рождаемся, для того чтобы быть СЧАСТЛИВЫМИ!». Человеком, от которого она ушла, не попрощавшись, и оборвав всю связь, лишь бы не было скандалов дома. Он дольше всех писал и интересовался, как она живет, все ли хорошо, но она упорно его игнорировала и удаляла сообщения, не прочитав. И вот теперь стоит на пороге побитая, униженная, раздавленная во всех смыслах. Стыд начинает накрывать все сильнее, и от этого становится еще более тошно и хочется все больше плакать. Не получается выговорить ни слова, истерика не дает вдохнуть. Получаются только несвязные всхлипы и вой.

Гоша подошёл и по-отечески обнял. Стал гладить по грязной голове, светлый свитер испачкался кровью, смоченной слезами и какой-то грязью. Он гладил ее по голове и говорил, что все будет хорошо, что не стоит плакать и все пройдет. Аня ему верила, как верила когда-то в то, что красивая, что у нее все получится. Она чувствовала, что вся обида, накопившаяся за этот год, ушла без следа. А разве могло быть иначе?

– Конфетка, ну, не плачь… – от этих слов стало еще более тошно, и новый поток слез хлынул на свитер. Она уткнулась в его грудь носом и сильно прижалась.

Глава 3

У каждого человека своя правда, в которую он свято верит. Глеб не был исключением. С самого детства он впитывал тот факт, что мужчина – это единственно правильное мнение, сила и глава. Он рос по меркам общества в хорошей семье. Мать – учительница в начальной школе, добрая и отзывчивая. Отец – военный, кремень, который редко улыбался, говорил громко, отрывисто. Складывалось ощущение, что был на работе всегда, и не менял своего тона. Семья Германовых была на хорошем счету у всех знакомых и друзей. Их c радостью приглашали на торжества и на обычные будничные ужины.

Был у Дмитрия Михайловича, отца Глеба, свой недуг. Он мог уйти в запой, и тут семейная жизнь менялась. Запои были долгие, по месяцу, и в этот период жизни он начинал «учить» свою жену уму разуму на глазах у маленького сына, да и мальчишке периодически попадало почем зря.

Отец считал, что дома все должны «ходить по струнке», и что ему не выказывают должного уважения, хотя только на его шее висело все их семейство. Дмитрий Михайлович был человек стародавних устоев и считал, что воспитание возможно только силой, что, собственно, и происходило. Мать стойко терпела крепкое словцо в свой адрес, а иной раз и звонкую оплеуху. Глеб мог за этот период быть несколько раз выпорот, подзатыльники прилетали с завидной регулярностью по любому поводу. Получить он мог только за то, что шумно ел, а это раздражало отца. В такие моменты его лицо становилось красным, глаза навыкате. Он молча, не произнося ни слова, отвешивал зуботычину и стоило только догадываться, за что в этот раз.

На работе с определенным пониманием относились к неуклюжести Нины Ивановны. То полы мыла и ударилась головой об открытую дверцу нижнего шкафа, то в ванной поскользнулась, поэтому прихрамывает. Все понимали, откуда ноги растут, но лезть в чужую семью никто не хотел, поэтому только сочувственно качали головой… Ну, и обсуждали между собой, конечно. Куда без этого?

Случалось это нечасто, но случалось. И происходило это на глазах у маленького Глеба, который впитывал, как губка, каким должен быть настоящий мужчина.

Когда отец выходил из запоя, он, конечно, извинялся перед женой, обещал, что такое никогда больше не повторится, но все опять начиналось по-новому. Она только кивала, и в очередной раз верила в его обещания. Глебу же в этом вопросе везло меньше, потому что и по трезвости отец иногда уделял внимание его воспитанию. Когда у отца было плохое настроение, он спускал пар на нем. Любимым занятием отца была совместная подготовка домашнего задания. Затрещины и крики сыпались на мальчишку, как из рога изобилия. Мать слышала все это, но не вмешивалась, то ли из страха, то ли просто не хотела подрывать авторитет мужа, и занималась своими делами, ведь ужин сам себя не приготовит.

Глеб сидел в кухне арендованной квартиры и курил сигареты одну за одной, со злостью тушил бычки в маленьком надтреснутом блюдце. Пожелтевшие от никотина пальцы, увенчанные грязными ногтями, тряслись от злости. В его раскалывающейся от боли голове крутилась одна пластинка.

Неблагодарная сука, я ее из дерьма вытащил.

Он все проговаривал и проговаривал в голове эти слова. От нервного напряжения лицо горело, руки были расцарапаны. Он встал, начал ходить по кухне. Он не мог успокоиться и найти себе места. Тут он вспомнил о том, что в холодильнике оставался джин. Его принес друг детства в прошлые выходные, когда эта сука опять начала пилить его и всячески показывать, что их посиделки ей не по нраву.

Достав один из немногих уцелевших после потасовки стаканов, он посмотрел на бутылку. В ней плескалась прозрачная, пахнущая хвоей, жидкость. Не так много, чтобы растягивать, поэтому все содержимое с булькающим звуком было перелито в посуду, а пустая бутылка отправлена в мусорное ведро.

С чего все началось ? И почему он опять сорвался ?

В голове стала восстанавливаться цепочка событий, очень тяжело, потому что алкоголь, выпитый у друга, и ярость накрыла его какой-то пеленой. В голове были только обрывки и вспышки. Он помнил только обиду.

Обиду за что ? Ну, не могу же я просто так сорваться! Эта неблагодарная тварь опять меня довела!

Он обхватил голову руками, пытаясь сконцентрироваться. В голове, как из какого-то болота, стали всплывать воспоминания.

Вот он приходит домой. Да, перебрал у Олега, ну, с кем не бывает. Вот, она стоит в одних трусиках, скрестив руки на животе.

Стоит в одних трусах, как шлюха . Мать себе никогда не позволяла так ходить по дому.

Вот, она начинает свою заготовленную речь, что завтра рабочий день, и он опять вылетит с работы, если будет так дальше пить. Вот, его накрыла ярость, и он начал на нее орать, и говорить, что не ей ему указывать, что и как делать. И вот, она послала его.

Как она могла ?! И это после всего того, что я для нее сделал ?! Дал кров, нормальную жизнь ?! Да она никому не нужная шваль, которую он подобрал! Еще и стоит полуголая, как ШЛЮХА! Да она и есть Ш-Л-Ю-Ю-Ю-Х-А-А-А!