Кристина Губина - И это пройдёт

– Ладно, нам пора идти. Всего доброго, крепитесь, Татьяна Аблясовна.

Мама едва слышным голосом что-то выдавила вслед двум блюстителям правопорядка, закрыла за ними дверь, скатилась по двери и тихонько заплакала. А суп все продолжал кипеть на плите.

Время уже было довольно позднее, когда я вдруг проснулась от страшного сна. Ксюша мирно спала в своей кровати, а я увидела, что в маминой комнате все еще горит свет.

Я протерла глаза, откинула одеяло, взяла из-под подушки книжку про Принцессу на горошине и босиком почапала к маме, чтобы она почитала мне перед сном. Вернее даже – для доброго сна, ведь то, что мне тогда приснилось, было настоящим кошмаром.

В своем сне я гуляла по безлюдному пляжу. Песок обжигал ступни, я видела, как где-то вдалеке развевается на ветру мамина юбка с подсолнухами. Потом я заметила какой-то колючий куст, у него была очень необычная форма.

Несмотря на то, что мама просила идти быстрее, я решила проверить, что это за растение. Секундой позже заметила, что куст шевелится, но не колышется от ветра, как все вокруг, а шевелится так, словно бы он сам – живое существо. Потом помню только зеленые глаза, огромные клыки и свой стон «мамочка, помоги, я умираю».

Так вот, после такого ужасного видения я обиделась на свою книжку, которую мама всегда клала мне под подушку для сладких снов. Ну, а почему она не смогла меня защитить?

Однако книжку свою я быстро простила, ведь она была одной из моих любимых, взяла ее в подмышку и зашагала прямиком в мамину комнату. Немного спотыкаясь спросонья, вышла на свет, будто мотылек, и юркнула под мамин плед. Она листала тот коричневый фотоальбом, который я приняла за шоколад. Листала и плакала.

– Мам, почему ты плачешь? – я тогда еще была не в состоянии оценить ситуацию, в которой оказалась наша семья. Так бы тоже, наверное, выла белугой.

– Что? Нет, я не плачу, – мама сразу же поспешила натянуть улыбку, – просто немного устала. А ты почему до сих пор не спишь?

– Мне приснился страшный сон, можно к тебе?

– Конечно, можно… Конечно, можно… – прошептала она и обняла меня за худые плечики.

– Почитаешь мне сказку? – я задала маме этот вопрос с той надеждой, с которой обычно спрашивают «доктор, он выживет?».

Мама погладила мои русые, тогда еще длинные, волосы, усадила меня

поближе к себе и открыла книжку.

Только мы начали свое сказочное путешествие, как в комнату немного неуклюже запорхнула моя сестра. Через минуту мы уже сидели втроем, читали сказку и смеялись над принцессой: мол, как можно быть такой неженкой?

Мама немного повеселела. Потом мы еще насмотрелись старых семейных снимков и с ощущением абсолютного счастья отправились по своим кроватям. Я очень надеюсь, что той ночью каждая из нас была действительно счастлива.

Казалось, тогда мы приняли неизбежное: теперь нас трое, и это навсегда. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Так же, как нет ничего более временного, чем постоянное. Но об этом – позже.

– Ну, что ты копаешься?! Доедай кашу и одевайся, мы опаздываем.

Мама красила ресницы, Ксюша пыталась съесть мамину помаду, а я – доесть противную овсянку. Мы собирались на первую в моей жизни линейку. Мне уже повязали два белых банта, под гладильной доской на плечиках висела школьная форма: белая неудобная, но жутко красивая блузка и темно-синий сарафан с поясом. Когда я, наконец, проглотила последнюю ложку ненавистной каши и оделась, мама накрасила мои губы блеском. А потом задрала сарафанчик и резко одернула блузку вниз.

– Ты же девочка! Как так можно одеваться? Тебе восьмой год, взрослая кобыла, а следить за собой не умеешь, – мама орошала меня этими словами, как холодной водой из шланга, и я сразу взбодрилась, несмотря на раннее утро.

– Так… а теперь встаньте у окна, я вас сфотографирую. Мама всучила мне букет астр, которые накануне собрала в огороде, – Кристина, улыбайся! Ты же в школу идешь.

А мне именно поэтому улыбаться и не хотелось.

Несколько минут спустя мы уже спускались в главный холл общежития, вахтер поприветствовала нас улыбкой и пожелала хорошей учебы. Я ей ответила, что учебы сегодня не будет – мы на линейку идем, но спасибо все-таки сказала.

Коричневые туфельки, которые подарила мне бабуля, стучали об асфальт, как сапоги солдат, которые в это время маршировали в центре нашего городка.

Кажется, при виде меня нельзя было не улыбаться, ибо по-другому поведение прохожих в тот день я объяснить не могла. Мне улыбались все: женщины, мужчины, дети и даже – одна бездомная собака. Хотя, возможно, она мне и не улыбалась вовсе, зато оскалилась с полной готовностью откусить один из моих чудесных бантов.

Когда мы пришли на спортивную площадку при школе, я первым делом просто обалдела от количества людей, которые там стояли. Было такое ощущение, будто весь наш поселок собрался эвакуироваться.

Протискиваясь сквозь толпу школьников и их родителей, мы, наконец, увидели голубую табличку с надписью «1-Б». Ее держала высокая темноволосая женщина в строгом костюме и круглых, как у Гарри Поттера, очках. Рядом с ней стояла моя будущая одноклассница. У нее были коротко стриженые волосы, а на макушке виднелся небольшой бантик. Она пришла на линейку в джинсах и футболке.

Несколько минут спустя к этой девочке подошла полноватая светловолосая женщина и вручила кофту:

– Надень, чтоб не продуло, – надо сказать, ветер тогда правда поднялся.

Мама тоже не растерялась и подошла ко мне с джинсовкой в руках, чему я была очень даже рада, ведь на площадке становилось все прохладнее.

Я видела, как мама снимает меня на фотоаппарат, и вспомнила почему-то, как то же самое делал папа, когда мы катались на аттракционах в парке, хотя совершенно по нему не скучала.

Чтобы отвлечься от мыслей, я решилась завести разговор со своей будущей одноклассницей. Хочу заметить, первая разговаривать с незнакомыми людьми я начинаю крайне редко даже сейчас. Пишу это для того, чтобы передать, насколько меня утомило то утро.

– Тебя как зовут?

– Оля, а тебя? – девочка в праздничных джинсах вдруг покраснела, потупила взгляд и начала водить ногой по асфальту из стороны в сторону.

– Я Кристина. Сколько тебе лет? – не знаю, зачем я задала ей этот вопрос. Было же ясно: ей семь. Ну, минимум – шесть, максимум – восемь.

– Семь и два месяца, а тебе?

– Мне тоже семь, – отрезала я уверенно. Я точно знала, что мне семь лет.

– А сколько месяцев?

Я не очень поняла, для чего нужно считать еще и месяцы, но зачем-то начала их считать, а, когда почти сосчитала до одного, женщина в строгом костюме громко объявила:

– Первый «Б», все подходим ко мне, встаем в одну кучу, чтобы всем все было видно!