Кристина Губина - И это пройдёт

В течение следующих двух минут вокруг нас собралась толпа детей. В некоторых из них я узнала ребят, которые ходили со мной в садик. О, нет… Похоже, нам будет весело.

И вот оно – начало истинного кошмара (ну, ладно, хорошие моменты тоже были).

Я отлично запомнила ту линейку, потому что следующие восемь лет происходило одно и то же, даже текст ведущих не менялся – иногда только плей-лист переделывали.

Первым делом очень громко зазвучала песня про то, чему учат в школе, потом завуч попросила всех присутствующих «поприветствовать бурными аплодисментами наших первоклашек», и мы парами обошли площадку по кругу. Два класса по 28 человек. Для удобства нас распределили по парам, мне достался Рома, мой детсадовский друг. Потом нас рассадили на скамейки в первых рядах, и выпускники, которые такими же парами сделали такой же круг по площадке, раздали нам пакеты с подарками. Там были альбом для рисования, цветные карандаши и еще кое-какая канцелярия. Мне подарок вручила очень красивая девушка, почти уже взрослая тетенька. От нее приятно пахло духами, а еще она поцеловала меня в щеку. Этого я совсем никак не ожидала. В тот день она надела красные туфли на высоком каблуке, став ярким пятном на черно-белом полотне своих одноклассников. Может, просто совпадение, но на протяжении всех следующих лет я чувствовала себя так же, как красные туфли на высоком каблуке чувствуют себя, когда их сочетают со школьной формой и кружевным фартучком – как-то не к месту, зато оригинально.

– Таня, ты что делаешь?! – закричала я, как резаная, когда Килька, взяв за руки мою сестру, начала кружить ее чересчур сильно, – ты ей руки оторвешь, отпусти!

– Отпустить? – Килька ехидно улыбнулась и отпустила Ксюшу прямо на асфальт.

– Идиотка! Я все расскажу твоей маме, – не смогла найти более убедительного аргумента семилетняя я.

Рассказывать, в принципе, было уже поздно: Ксюша так заорала от боли, что килькина мама услышала это аж на четвертом этаже. Что уж говорить о нашей, которая в этот момент спускалась на улицу.

Попало всем: Кильке – за то, что бросила Ксюшу на асфальт, мне – за то, что не уследила за младшей сестрой, а Ксюше – за то, что вообще согласилась на такую игру.

Когда Кильку загнали домой, а ксюшино лицо полностью обработали перекисью водорода, мы вдвоем, как ни в чем не бывало, пошли играть дальше.

– Я больше вообще к этой Килиной не подойду, – ворчала Ксюша, насупившись. Она что-то рисовала мелом на асфальте, а я просто смотрела на нее и думала, что больше никогда в жизни эту Килину к ней и не подпущу.

В небе начинали сгущаться тучи, поднялся ветер, но от этого двор стал еще привлекательнее.

Мы придумали игру на перилах, назвали ее «Домик». А еще придумали веселую считалочку: «В первый раз прощается, второй раз – запрещается, а на третий раз не пропустим вас!».

Не знаю, как долго мы скакали по этим перилам, но через какое-то время во двор вернулась Таня.

– Мы завтра пойдем в школу, а после уроков я убью тебя на заднем дворе, – с ухмылкой сказала мне Килька.

– Если ты сейчас же не отойдешь от нас, тебе завтрашнего дня не дождаться, – ответила ей я, сделав вид, что меня совсем не напугали ее слова.

Она снова ухмыльнулась, но отошла в другой конец улицы, а я вдруг вспомнила, как она вспорола брюхо бездомной кошке.

Это было, наверное, в середине августа. Мы с Ксюшей, как обычно, пошли качаться на качелях, а она всю дорогу канючила, что хочет покружиться на карусели. Вспомнив летний парк, сахарную вату и «Колокольчик», я позеленела от подступившей тошноты и в очередной раз ответила ей:

– Ни за что.

Когда мы уже спускались к дороге, чтобы перейти на площадку, увидели толпу детей, которые очень эмоционально что-то обсуждали. Решив сделать вид, что ничего не слышим, мы с сестрой почти уже прошли мимо, как вдруг к нам подбежал один из мальчиков и пригласил нас в качестве «свидетелей».

Мы слились с этой оравой и увидели то, что навсегда врезалось в мою память. На земле лежала неподвижная кошка. Она была очень худая и облезлая, все четыре лапы у нее были вытянуты. Ее глаза были открыты, но она не мяукала, не мурлыкала, не дышала. Она была мертвая.

Один из мальчишек взял палку и развернул бедную кошку на 180 градусов. Из ее брюха мгновенно вывалилась какая-то цепь. Это был кишечник.

– Вы зачем над кошкой издеваетесь? – в недоумении спросила я, – еще и нас позвали, чтобы посмотреть. Совсем дураки, что ли?

– Это не мы, это Килька, – начал оправдываться Никита, – она ей живот ножом распорола, а мы кошку похоронить хотим.

– Зачем?!

– Ну, чтобы она здесь не валялась.

– Я имею в виду – зачем кошке надо было живот разрезать?

Хорошо помню, какой ужас овладел мной в тот момент. Я не могла поверить ни своим глазам, ни своим ушам. У меня в голове не укладывалось, как можно просто взять и убить кошку.

– Мне было интересно, что у нее внутри, – отозвалась из толпы Килька, – хочешь, и на твои внутренности посмотрим?

– Ты лучше себе голову вскрой и проверь, есть ли там мозги.

Я увела Ксюшу на площадку, надеясь, что она не вспомнит все это, когда станет старше.

Когда мои мысли из этих воспоминаний вернулись обратно во двор, мама уже вышла на крыльцо, чтобы позвать нас домой. Нужно было собрать портфель, на следующий день – в школу.

Мы сидели на уроке музыки и разучивали песню про кота. В классе было свежо, за окном шел ливень, а мой сосед по ряду (парты были одиночные) плевался в меня маленькими бумажками.

– Данил, отстань.

– Не-а, – в меня прилетела еще одна слюнявая бумажка, и я бросила в своего одноклассника многозначительный взгляд.

– Прекратите! – Марина Георгиевна подошла к Данилу и отобрала у него ручку, – вы оба сейчас будете петь у доски. Ее короткие волосы встали дыбом, почти как у напуганной кошки, а очки немного съехали к кончику носа, когда она грозно кивнула головой в нашу сторону. В таком виде учительница музыки выглядела очень сурово. Данил то ли смутился, то ли испугался, но перестал приставать ко мне со своими «приколами».

Почему-то на уроках музыки все ученики занимались своими делами: Оля и Саша судорожно переписывали друг у друга домашнее задание по математике, Настя с Лидой бурно обсуждали какого-то мальчика из четвертого класса, а Данил, теперь уже вместе с Осей, придумал новый очень сильно смешной прикол. Они рисовали на обрывках тетрадных листов странные рожицы, а потом бросали эти обрывки мне на парту. На каждом листочке кривым почерком было нацарапано «Эта ты».

– Оригинально, – подумала я и на следующей перемене забрала один из учебников Данила в свой рюкзак, чтобы его отругала Ольга Владимировна, наша классная. Потом почему-то передумала так подставлять и без того круглого двоечника и вернула книгу назад.