Кристина Губина - И это пройдёт

Выбирая тему, на которую мне хотелось бы написать книгу, я сгенерировала сразу несколько идей, множество захватывающих сюжетов. Сначала хотелось написать что-то фантастическое, потом – что-то детективное, а после – такое, чтобы: «Ух, ты!» – ни на что не похожее. Затем я подумала о мистическом романе, о любовных и эротических рассказах, о романе-эпопее, сборнике повестей и много еще о чем. В конечном итоге же поняла, что все мои идеи можно объединить в одну большую жизнь , на которой я и остановилась. Наверное, нет ничего более интересного, фантастического, романтичного и пикантного, чем мы с вами, чем наша с вами жизнь.

Почти все описанные события и персонажи реальны. Возможно, местами, изменены имена. Так же возможно, что после прочтения этой книги некоторые люди перестанут со мной общаться.

«Живи, пока не умрешь», – фраза, которую мой одногруппник Миша бросил мне, как лайковую перчатку, в случайном разговоре, пока мы с ним шли по подземному переходу на пару по физкультуре. Посвящаю эту книгу всем.

Привет, меня зовут Кристина.

Когда я родилась, у меня была огромная семья, которая меня любила, как, вероятно, полагается всем «нормальным» семьям, в которых появляется маленький ребенок. У меня была огромная куча мягких игрушек, доставшаяся от мамы и теток. А еще у меня была любимая кукла Маша, которая была выше меня раза в два (так мама рассказывала).

Когда мне было года два или даже меньше, родители отвезли меня на воспитание к бабушкам и дедушке. Я жила у них где-то одиннадцать месяцев, и это были самые лучшие месяцы в моей жизни.

В деревне я пошла в первый в своей жизни садик, в деревне познакомилась с первыми друзьями, в деревне научилась прыгать со стульчика, читать стихи и даже – ругаться матом. В деревне я была счастлива. А потом меня забрали родители.

Мама стряпала пирожки с луком и яйцом, а у нее в животе жила моя сестричка. Мне было около трех лет. Папы не было дома, зато дома была сломанная розетка, к которой мне категорически запрещено было подходить. Но детское любопытство взяло верх, и я все-таки залезла пальцами в эту злосчастную розетку. Помню, как по всему телу побежала сильная дрожь, а в глазах потемнело. Помню, как мама с криком выхватила мою ручонку из розетки. А потом помню разъяренного папу, который бросил меня на скрипучую кровать и, взяв за ноги, начал лупить меня ремнем, приговаривая: «Только попробуй обоссаться». Еще помню колючее синее одеяло, под которое мой отец спрятался, как щенок, когда в нашу малюсенькую квартирку пришли его родители. Дедушка тогда очень доступно объяснил папе, какая тот скотина.

Однажды жарким летним днем мы всей семьей: мама, папа, моя сестричка Ксюша и я отправились в парк аттракционов. Мне купили вкуснейшую сахарную вату, она буквально таяла во рту. Солнце припекало все сильнее, но это совершенно не мешало мне наслаждаться нашей прогулкой.

Где-то вдалеке я увидела, как такие же дети, как и я, залезали в огромного кита-паровоза. Он катался по кругу, и всем малышам это безумно нравилось. Мои глаза загорелись, и я поняла, что непременно должна попроситься у мамы с папой на эту чудо-рыбу.

– Доченька, улыбайся! – кричал мне папа из-за железной перегородки, пока я пыталась сообразить, каким именно фотоаппаратом прикрыто его лицо.

Нашла его по маме, которая стояла рядом и держала на руках Ксюшу с соской во рту. Мама смеялась и махала мне рукой. Я махала ей в ответ.

Чуть позже папа с фотоаппаратом вместо лица кричал мне у «Солнышка», а потом – у «Колокольчика». После «Колокольчика» меня стошнило, и с этого дня я терпеть не могу карусели.

Затем мы просто гуляли и делали памятные фотографии, которые потом обязательно должны были распечатать и вставить в семейный альбом.

Однажды вечером, когда мы уже переехали из «малосемейки» в военный городок и поселились в общежитии, родители принесли домой какую-то коричневую штуку.

– Ура, шоколадка! – радостно провозгласила я и побежала скорее разрывать симпатичную обертку.

– Кристина, это не шоколадка, – мама так внезапно оборвала мою радость, что я даже не успела расстроиться.

Так у нас дома появился большой семейный альбом, который позже мама будет листать по вечерам и плакать. Но тогда она об этом еще не знала. Никто не знал.

– Кристина-а-а-а! – мама истошно закричала из туалета после звонкого шлепка, который я услышала, пока ела гречку с колбасой.

Я открыла дверь в уборную. Оттуда сильно пахло сигаретами, а мама, согнувшись в три погибели на унитазе, с трудом сдерживала слезы. У нее на спине был красный отпечаток папиной руки. Я решительно не понимала, что от меня нужно, и по инерции хотела было кинуться к маме, но папа сказал, что все хорошо.

– Ты покушала кашку? – поинтересовался он с таким видом, будто произошедшее секунду назад – всего лишь плод моего воображения.

– Да… – в сомнениях ответила я. В тарелке еще оставалось немного гречки, и я не знала, как правильно ответить на его вопрос.

– Хорошо, тогда переодевайся, мы скоро поедем к бабе с дедом, а я пока сделаю массаж маме – у нее спинка болит.

Но ведь это папа сделал так, чтобы у мамы болела спина… а зачем? Мой детский мозг недоумевал от происходящего.

Чуть позже мы сели в машину с вещами. Мама уже не плакала, а наоборот – что-то увлеченно обсуждала с папой. Мы тронулись. Не в смысле – головой (хотя этот факт под вопросом), в смысле – с места.

Между передними сиденьями машины лежала бутылка лимонада «Буратино». Папа жадно присосался к ней сразу с двух сторон. У меня так не получалось.

– Фух, жарко сегодня, да? – он обернулся ко мне и сказал снять верхнюю

кофту.

Ехали недолго, но я успела задремать, а потом проснулась, когда мы ехали по дороге, донельзя забитой глубокими ямами. Мы с дедушкой Вовой гуляли по этой дороге, и те ямы казались мне очень интересными.

– Так, смотри-ка, остался один ноготочек – и будешь красоткой! – приговаривала Алёна, пока красила мне ногти лаком с блестками, – а, когда станешь постарше, я буду брать тебя с собой на дискотеки, да? – не унималась папина сестра.

Она встала у зеркала и манерно начала крутить попой. Я постаралась повторить за ней, но из этого почти ничего не получилось. Алёна по-доброму рассмеялась, сцапала меня худыми руками с аккуратным маникюром, прижала к себе, крепко поцеловала прямо в лоб и сказала самую лучшую фразу в моей жизни:

– Я никому и никогда не дам тебя в обиду, слышишь?