Вячеслав Смирнов - Блеснув на солнце

––Нет к прежнему возврата, коль в сердце нет огня. –А огня, признаться, не было и тогда. Были звуки гитары и слова песен, звавшие к нему, огню любви.

Два молодых инженера, Павел и Нестор, недавно начавшие трудовую жизнь, и достигший пенсионного возраста, но не расставшийся с рейсшиной и карандашом конструктор Владимир Владимирович – все работники одного завода, питавшие друг к другу симпатию, договорились вместе поехать к Черному морю, в пансионат „Весна”. Павел во время практики на заводе и, начав работать, заметив могучую впечатляющую фигуру Владимира Владимировича, узнал, что он недавно вышел на пенсию, и поинтересовался у его соседа за доской – какая у него зарплата? Оказалась 160 руб. Его же приняли в бюро надежности инженером с зарплатой 120 руб. И тоже может случиться и со мной? – подумал Павел. К шестидесяти годам тоже дорасту до 160 руб.? Буду увеличивать свой доход на один рубль в год? Нет, нужно будет что-то менять.

Владимир Владимирович на их молодой взгляд казался очень пожилым. Усиливали это впечатление и его седые волосы. Несколько не вязался с его возрастом, импозантным видом и манерами истинного джентльмена синяк под левым глазом. Молодые инженеры обсуждали это пятно на биографии конструктора первой категории, но не могли представить себе причину его появления, не могли даже подумать, что он мог с кем-то подраться, однако, спросить самого стеснялись. Стеснялись при встречах перед отъездом, в поезде и у Черного моря. Их сдержанность, наверно, удивила Владимира Владимировича, и на обратном пути он сам решил объяснить происхождение синяка.

––Вы, наверно, думаете – где это Володеньке засветили? Отвечу. У меня моторная лодка, рыбачил на озере Югла. Вдруг, поплавок скрылся, потом вынырнул и мощно повело. Я, чтобы леску не оборвало, потянулся за ним, да так, что выпал из лодки и ударился об воду. Уже которая неделя идет, и только, только синяк сошел.

Юноши слушали, кивали в знак согласия, а про себя прикидывали – так ли все было и можно ли с высоты роста человека так удариться о воду. Но сомнений не высказали, и Владимир Владимирович, закончил:

––Вы, мальчики, настоящие джентльмены. Ни словом не обмолвились и вида не подали. Молодцы.

––Ну, что вы, Владимир Владимирович, мы даже внимания на него не обратили, – ответил Нестор убедительным тоном, без улыбки.

Разместили всех троих в одной комнате второго этажа, с балконом, и началась южная жизнь. Бесшумный подъем первого вставшего, тихие сборы и выходы до завтрака к морю. С теми же осторожностью и вниманием к последнему спящему уходил к морю и второй. На завтрак шли вместе, садились за один стол.

Всем было хорошо, кроме Павла, которого среди ночи начинала мучить боль в шее. Он просыпался, на цыпочках, босиком, боясь разбудить остальных, подходил к столу с облаткой таблеток в руке и принимал обезболивающую таблетку, запивая прямо из графина, и ложился, ожидая начала ее действия. Боль затихала, и он засыпал до подъема. В одно раннее уже светлое утро его снова разбудила боль. С завистью посмотрел на спящих Ефрема и Нестора, принял таблетку, лег. Но боль все не проходила и сон не шел. Тогда оделся и вышел из корпуса в сад. Бродил по дорожкам, вдыхал свежие запахи раннего утра, слушал голоса проснувшихся пташек, наклонялся и нюхал розы. Через некоторое время проснулся и обнаружил себя лежащим на кустах самшита. Понял, что спал на них. Вспоминает, почему он оказался здесь, а не в корпусе, не в своей постели. Приходя в светлое сознание, восстановил в памяти прошедшее, и понял, что таблетка усыпила его на ходу, по дороге в корпус, и он рухнул на самшит. Сколько так спал – не представляет. Но чувствует, что выспался.

Высокое солнце к обеду жгло немилосердно. Люди на гальке лежали плотно, в азарте загарного потемнения, чтобы в умеренных краях своей кожей свидетельствовать о подвиге у Черного моря. Проходя по верху над лежбищем загоравших, Павел выхватил взглядом двоих мужчин, лежавших у самой бетонной стены, внизу, далеко от кромки воды. Горячее места найти было бы трудно. Они лежали голова к голове, в одних плавках, на крупной гальке и без всякой подстилки, спали. Их не могли разбудить ни проходящие мимо сопляжники, ни плачущие крики чаек, ни грохот мчащихся над ними в двадцати метрах грузовых поездов с нефтеналивными цистернами или с открытыми платформами с галькой, сдуваемой на них вихрями воздуха. Павел смотрел на мужчин с удивлением и восхищением. Так спать навзничь, лицами, обращенными к солнцу в зените, могли только богатыри земли русской. Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича в дозоре на южной границе Руси, спавших в тени коней, к полудню тоже жгло горячее южное солнце, но их оберегали боевые одежды, а у этих – только плавки. Подошли Нестор с Владимир Владимировичем, и стали вместе гадать – кем бы эти друзья могли быть?

– Сибиряки, или шахтеры из-под сибирского Новокузнецка, или металлурги от мартеновской печи, или кочегары домоуправления? Особенно восхищался ими Павел, для которого даже короткий сон на спине был мученьем от боли.

– Мы здесь с десяти, а уже двенадцать. Они же не шелохнутся. Завидую.– Павел похожий долгий сон под солнцем наблюдал в Юрмале. Девушка в одной позе спала с двенадцати до шести вечера. Но там было легкое ласковое солнце, и у нее была цель – загореть, и очаровывать всех мужчин и женщин подряд. А эти?

Нестор ушел по насыпи, вернулся с широкой улыбкой, почти смеясь.

– Понял, что это за мужчины. Такие же, как и мы, что принимают по утрам. Сверху видно – между головами лежит пустая водочная бутылка.

Наступило долгожданное обеденное время, а с ним и избавление от солнца. Уходят, оглядываясь – те лежат или встали? Нет, лежат.

В низине, у моря на камнях и гальке вечерами появлялись женщины с красным вином из винограда сорта “Изабелла “. Рижане обычно выпивали его вечером. Но кто-то из интереса к эксперименту предложил попробовать делать это и утром, перед завтраком, мол, кое-кто из великих дегустаторов рекомендовал. Попробовали и они, и надо же, оказалось, что это приводило в интересное восхитительное состояние души и выливалось в прекрасное настроение. С тех пор завтрак начинался по новому рецепту.

В другой день наша троица, вдохновленная „Изабеллой” и томимая однообразием пляжного пребывания у моря, придумали развлечение – стали соревноваться, нырять в мелкую воду с дном в гальке и булыжниках, хорошо видимыми, с наклонной бетонной стенки, идущей от железнодорожной насыпи. На кону, так сказать, было – кто последний сдастся. Глубина здесь была небольшой – по колено, и чтобы нырнуть и не врезаться в камни, приходилось падать в воду почти плашмя. С малой высоты и Павел, и Нестор, и Владимир Владимирович проделывали это легко. А самый тяжелый, Владимир Владимирович, проделывал это просто отменно. Понемногу высоту нырянья увеличивали, и все сильнее нужно было пластаться и бить по воде руками, приводняясь, чтобы не врезаться в дно. Звуки шлепков, вспененная вода и брызги с отфыркиваниями ныряльщиков, возгласы— здорово! Нескольких зрителей на горячем бетоне обозначили место их развлечения. Занятие было увлекательным, проходило в азарте. Особенно импозантно выглядел и нырял Ефим Лукич – высокого роста, плотный, могучего телосложения, симпатичный и в солидном возрасте. При его девяноста пяти килограммах казалось, что вода раздастся, и он поцелуется с черноморской галькой. Но обошлось без травмы. И что удивило Павла и Нестора – нового синяка не появилось. И в них закралось сомнение в происхождении привозного из Риги, разве что, соленая вода Черного моря сразу исцеляла. Наконец ныряльщики добрались до горизонтальной площадки, выше уж некуда, и все трое нырнули с нее. Ни первого, ни последнего – ничья. Павел стал выворачивать руки, смотреть – не появились ли синяки? Нет, хоть бить о воду приходилось со всей силой.