Паскаль Лене - Анаис

В один прекрасный день она оказалась в полицейском участке. Это случилось из-за украшения, которое, к несчастью, не принадлежало бабушке Винсента: крупного бриллианта в оправе. Ни с того ни с сего. Она увидела его в витрине. На Вандомской площади. Настоящее невезение: она ведь редко там прогуливалась. Анаис обладала великолепным даром импровизации: жених предложил ей самой выбрать кольцо, так как он очень занятой человек. Он придет позже и оплатит, или же пришлет чек. Перед ней тотчас выложили полдюжины бриллиантов на подставке из черного бархата. Потом еще три, побольше, на красном бархате. А как блестят, а как прозрачны! Ни малейшего дефекта. И посмотрите, какая огранка!

Все было так хорошо. Мир был так прекрасен. Анаис целый час изучала жемчужины коллекции известного ювелира. Продавец позвал самого ювелира, и, сидя перед маленькой врушкой, оба целый час рассматривали собственные драгоценности. Но наша Анаис никогда не носила лифчиков. Она их только крала. В тот день, под просторным платьем, которое ее бело-розовые округлости подсвечивали изнутри, на ней вообще ничего не было надето. Она тоже могла хвалиться блеском и прозрачностью. Можно было подумать, что именно к этому она и готовилась. Но нет! Она просто была в хорошем настроении: в настроении носить бриллианты вместо трусиков.

Анаис колебалась между двумя камнями, скромно оправленными в желтое золото. Эти два были самыми красивыми в коллекции, заявил известный ювелир: один чуть покрупнее, но не меньшей чистоты и такого же приятного оттенка, что и другой. Хотя, возможно, чересчур велик для такой хорошенькой ручки, для таких тонких пальчиков…

Ах, ее пальчики! Как они были соблазнительны! Как они заслуживали быть покрытыми драгоценностями! Счастливый жених! Эти красивые пальчики должны были сторицей воздать ему за щедрость.

Анаис украсила левую руку бриллиантом поменьше, правую – бриллиантом покрупнее: она смотрела, сравнивала и, конечно, позволяла обоим мужчинам тоже смотреть и сравнивать. Сколько угодно! Можно подумать, что эти почтенные отцы семейств никогда не видели настоящей девушки!

Потом перед ними не оказалось ничего: ни девочки в коротком легком платье, ни двух роскошных бриллиантов. Красоты и прозрачности исчезли. Смотали удочки. Анаис уже выходила за дверь. Мужчины поднялись и смотрели – это они умели. Они еще не совсем стряхнули с себя чары: ангелочек быстро бегает. И какая попка!

Увы, Анаис никогда не умела всего предусмотреть. Она подчинялась мимолетному капризу, и пусть она питала бесчисленные желания, их не хватило бы для того, чтобы исчерпать всю сложность действительности. Мир гораздо больше, чем кажется. Даже если быстро бежать, Вандомскую площадь пересекать гораздо дольше, чем предполагала Анаис.

Двое мужчин схватили ее за руки, когда она выходила на улицу Руаяль. Но то уже были не директор ювелирного магазина со своим служащим. На них был мундир. Бесчувственные к мольбам ласточки, изо всех сил хлопавшей крыльями, чтобы улететь, они держали крепко, и руки их нежностью не отличались. Они выполняли свою работу. И выполняли ее тем лучше, что не каждый день им выдавался случай ощипать такую хорошенькую гузку. Подоспели два козла из ювелирного. Их стало слишком много на одну Анаис. Она перестала вырываться. Ее перестали лапать. Пока ей большего и не требовалось. Ее увели в участок.

Об этой истории мы узнали гораздо позже. В то лето Анаис просто исчезла. Сначала мы ничего другого не знали. Ни адреса, ни номера телефона. Анаис жила с нами несколько месяцев и назвала нам всего лишь свое имя. Она предоставила нам гораздо более ценную информацию о своей особе, но те сведения, какими бы достоверными они ни были, не упоминаются ни в паспорте, ни в адресной книге.

Жером расспрашивал парней, которые когда-то были с ней хоть недолго. Он не был уверен, что знает всех. Как тут вспомнишь, кто что делал, в какой комнате и с кем? Тем более что речь шла обычно о трех часах ночи. В такой час не знаешь, бодрствуешь ты или спишь. Даже не знаешь, пьян ли ты. Ладно. Жером все-таки звонил по телефону, даже ездил в далекий пригород расспросить тех, у кого не было телефона, но никто уже давно не видел Анаис.

Тревога постепенно сменилась разочарованием. Наша спутница нас бросила, вот и все, причем без предупреждения: это было в ее стиле. Нашла себе получше, попривлекательнее, повеселее, гадал Жером, и от этой мысли ему было горько. «Какая разница, кого она себе нашла, – с досадой поправлял он сам себя. – Для нее что поновее, то и лучше».

Мы мысленно распрощались с Анаис. По крайней мере мы так думали. О ней больше никто не говорил, кроме Винсента, который заявлял, что она сбежала, да, и сбежала как раз вовремя.

– Чтобы девственность сохранить? – спрашивал Жером.

Винсент пожимал плечами и продолжал ворчать про себя. Он-то еще надеялся найти Анаис, пусть даже в другой жизни. Но он никогда и не мечтал ни о чем другом. В лучшем мире Винсенту наконец улыбнется удача. Он уже не будет таким робким. Не станет так сомневаться в себе. И он сведет с нами счеты – с Жеромом и со мной. Мы не мешали ему мечтать.

Стоял июль. Жером провел август в Монтелимаре. Он взял с собой тетрадь для набросков, рисовал в основном по памяти и съел у мамы кучу пряников. А я давал уроки латыни на подготовительных курсах. Курсы размещались в старом доме, прилепившемся к скале над берегом океана. После полудня я шел с учениками на пляж. Некоторые девочки были прехорошенькие и с таким пылом требовали повторить с ними склонения, что мне не оставалось времени попробовать, холодна ли вода. Или слишком печалиться об отъезде Анаис – как мне казалось.

Винсент отказался от стажировки в Германии и остался дома. Он упрямо ждал нашу беглянку. Мы уже знали, что ему недостает непринужденности.

Анаис вернулась в октябре. На ней была длинная пестрая юбка, доходившая до босоножек без каблуков. Она заплела себе косички. Она была похожа на цыганку. Нет, скорее, на индианку. Возможно, на индианку гуарани.

Когда она позвонила в дверь, мы – Винсент, Жером и я – были дома. Винсент пошел открывать. Он вернулся, не говоря ни слова, совершенно ошарашенный. Анаис шла впереди. Мы молча разглядывали ее юбку, блузку с вышивкой, косички, странную круглую шляпу. Анаис заметила по нашим глазам, какой эффект произвел ее наряд, и веселилась от души. Но она выглядела и слегка озабоченной, словно скроила свою юбку из занавесок в гостиной. В первую минуту мы почти забыли из-за этого представления, что ее где-то носило три месяца. Потом Анаис нам все рассказала.

Конечно, врала она вдохновенно. Но, возможно, это не было просто враньем. Она сочиняла сказки так же, как брала любовников. Просто для удовольствия. «А давайте, будто…» – решала она, словно Алиса из страны чудес. Она попадала в Зазеркалье, скача верхом на парнях, еще больше, чем желание, на новые приключения ее толкало неутолимое любопытство. Это была бесстрашная натура. А главное – счастливая. Я никогда не чувствовал в ней гнева или отчаяния. Она любила жизнь и людей. Ей нравилось, что у людей есть половые органы, особенно у мужчин. И ей постоянно нужно было удостоверяться в том, о чем она уже знала. Вот такая она была, Анаис: открытая нараспашку для мира, но закрытая для действительности. Она отметала реальность движением руки, своим смехом, и больше о ней не думала. Она была не лгуньей, а кем-то совсем другим. Лгуны неталантливы: они постоянно помнят о том, что было на самом деле. И не могут от этого избавиться.