Дениз Робинс - Сладостная горечь

Она отвернулась, чтобы он не видел ее лица. Но в Майке зашевелилась прежняя страсть. Он был подавлен. Он не принадлежал к числу тех, кто способен стойко переносить несчастья или мириться с тем, что отвергают. Он прибыл в «Лошадь и гончие» за полчаса до Джикс и успел здорово набраться. Угрызения совести перестали мучить его и перешли в обиду на Венецию. Он схватил Джикс и попытался поцеловать.

– Давай позабавимся немного, а?

– Какой смысл, Майк? – спросила она, пытаясь вырваться.

– Ты мне не разонравилась, и тебе это, черт возьми, отлично известно.

– Я тебя тоже люблю и всегда любила, – хрипло сказала она, – но теперь довольно. Если ты хочешь вернуть Венецию, то оставь меня в покое.

– В отличие от тебя Венеция не хочет меня видеть.

– Не знаю, чем тебе помочь… – начала она, но он уже почувствовал, как задрожало ее тело, и неожиданно уткнулся разгоряченным лицом между маленькими грудями, обтянутыми водолазкой. Но в этот момент в воображении Майка возникло красивое лицо Венеции, глядящее на него с укоризной. Он почувствовал себя несчастным. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Джикс провела с ним этот вечер. Он дурно обращался с ней, но тем не менее она была его; он знал, что и тело и душа ее принадлежат ему. Она любила его, понимала, как никто другой. Он также знал, что с Джикс не надо притворяться.

– Мы с тобой должны провести эту ночь вместе, Джикс, – тяжело дыша, произнес он, – даже если она для нас будет последней.

– Нет! – прошептала Джикс.

Но ее сопротивление было сломлено. Вскоре она уже лежала рядом с Майком, обняв его за шею и жадно отвечая на его страстные поцелуи.

Наконец он поднял голову и произнес:

– Так-то лучше.

– Ты чудовище, Майк, – еле слышно проговорила она.

– Но ты любишь меня?

– Да… О Господи, помоги мне!

– Куда мы двинем? – тихо спросил он.

– Я должна предупредить домашних, что сегодня ночью не буду ночевать.

– Ты можешь что-нибудь придумать?

– Затруднительно… уже довольно поздно.

– Да… мне надо было позаботиться пораньше.

– Я думала об этом каждую ночь с того самого дня, как ты сказал, что Венеция уехала, но не смела сказать…

Он снова привлек ее к себе и сказал:

– Я тебя никогда не отпущу, Джикс.

– На этот раз придется отпустить, – проговорила она, стараясь не расплакаться.

– Пусть будет, что будет, Джикс.

– Что говорить о будущем, – ответила она сдавленным голосом, проводя короткими сильными пальцами по его густым волосам. – Нам надо расстаться… поверь мне.

– Венеция сама напросилась, – раздельно проговорил Майк, стараясь найти себе оправдание. – Не могу же я до конца дней оставаться затворником, пока она будет решать, как поступить со мной.

Джикс отстранилась от него и нахмурилась:

– Давай больше не говорить о ней, Майк, прошу тебя.

– С большим удовольствием.

Она взглянула в зеркало над камином, поправила волосы, затем посмотрела на него, вынула носовой платок из кармана Майка и стерла губную помаду с его подбородка.

– Дай мне мелочь.

– Зачем?

– Позвоню одной подруге. Она надежная… кажется, вы не встречались. Это Энн Колингс. Она работает секретарем у одного врача в Лондоне. У нее есть маленькая квартирка в Челси. Бери машину и, если не возражаешь, едем туда. Если у Энн все в порядке, я скажу матери, что останусь на ночь у нее.

. – Нельзя ли подыскать что-нибудь поближе… – начал было Майк.

Но Джикс была более осторожной.

– Ни за что на свете, мой мальчик. В этих краях нас слишком хорошо знают.

Ничего другого не оставалось, как пожать плечами и пожалеть об охоте, которую, по всей видимости, ему придется пропустить. Какое проклятье эти женщины! Но он хотел, чтобы сегодня вечером Джикс принадлежала ему и добьется своего. Назло Венеции, образ которой никак не выходил из головы.

Когда Джикс вернулась после телефонного разговора, она выглядела немного бледной, но на губах играла хорошо знакомая Майку презрительная усмешка.

– С Энн полный порядок. Она предоставит нам свою квартиру, а сама переночует у тетки.

– Хорошо, – согласился Майк и взглянул на часы. – Семь. Надо позвонить и сказать Маргарет, что я обойдусь без ее проклятого обеда. Будет ворчать, но ничего, пусть отдаст его Беннетту. Мы перекусим по дороге, затем, не торопясь, поедем на квартиру твоей подруги. А как быть с собакой?

– Она поедет с нами, – сказала Джикс и свистнула боксеру. Тот вскочил и бросился к ней.

В бар они вошли вместе. За выпивку заплатил Майк. Кое-кто из местных, пивших пиво, с любопытством проводил их взглядом.

В темноте Майк остановился и снова закурил. Он бросил спичку, отвернул ворот пальто и покосился на девушку, стоявшую рядом.

– Проклятая ночь… опять дождь!

– Ты можешь отвезти меня домой, если хочешь, – холодно проговорила Джикс.

На мгновение он заколебался. Она с замиранием сердца следила за ним. Майк открыл перед ней дверь такси и сказал:

– Садись и помалкивай.

Венеция играла на фортепиано в гостиной леди Селлингэм. В этой комнате, которую она так хорошо знала и любила, было тепло и уютно. Мать Джефри сидела на большом мягком диване, заканчивая вышивать накидку для скамеечки под ноги. Напротив сидела Мейбл, а Поппит разлегся на коврике у ее ног перед большим камином. Они только что отобедали. У Минни был свободный вечер. Чтобы доставить Мейбл удовольствие, ей разрешили приготовить омлет. Это блюдо составляло предмет ее гордости, и в этот вечер оно вышло неплохим. Мейбл также настояла на том, чтобы ей дали вымыть посуду.

Венеция, исполняя один из своих любимых ноктюрнов Шопена, бросила взгляд на дочь и с удовлетворением увидела, что та выглядит счастливой. Благодаря своей жизнерадостности и способности преодолевать депрессию, Мейбл снова стала сама собой. Ей также пошел на пользу отдых у бабушки, и Венеция тоже была рада, что и она может провести недельку в Ричмонде. Эти дни очень помогли ей вновь обрести чувство уравновешенности. Имя Майка здесь никто не упоминал. Они были втроем, как в старые добрые времена. Иногда их навещали друзья леди Селлингэм, Венеция с Мейбл ходили в кинотеатр и на балет на льду, который девочка очень хотела посмотреть.

Через минуту она перестала играть и отправила Мейбл в постель.

– Ах, мамочка! – вздохнула Мейбл. – Интересно, захочется ли мне самой когда-нибудь спать?

– Когда тебе будет столько же, сколько мне, то, непременно захочется, – сказала леди Селлингэм.

– Хорошо, бабушка, ты пойдешь спать, а я останусь, – рассмеялась Мейбл.

– Иди спать, маленькая негодница, отозвалась леди Селлингэм.

– Ты укроешь меня, ма? – обратилась Мейбл к матери.

– Да, дорогая.

Мейбл постояла неуверенности, затем вновь посмотрела на Венецию.