Патриция Уилсон - Любовь на земле кондоров

– Жена бы потребовала сидеть в кабинете за столом и без конца читала бы нудные проповеди. Я бы оставил университет и выращивал розы в саду. Ты хотела меня видеть таким?

– Конечно, нет, – встряхнула головой Алиса и улыбнулась. – По-моему, в горах ты чувствуешь себя больше дома, нежели в университетском городке.

– Увы, но ты права, – счастливо вздохнул он. – Хотя эта экспедиция будет особенно тяжелой.

– Но я все равно рада, что пошла в горы. Так что не беспокойся обо мне, – усмехнувшись, сказала девушка. На фоне гор ее голубые глаза казались еще более красивыми.

Солнце село, и склоны гор погрузились в темноту. Но последние лучи еще освещали горные вершины, делая их золотыми, с пурпурными ореолами. Сами же горы представляли собой красочную, хоть и немного мрачноватую, смесь бледно-голубого, багряно-алого и черного оттенков.

– Завтра ты проснешься веселой, бодрой и с неуемным желанием покорить Анды, – пообещал профессор Алисе, а она не могла оторвать глаз от темной высокой фигуры Люка Санчеса, сознавая, что, когда он рядом с ней, она ни на что не способна. Он так быстро и легко устроил место для ночлега, словно и не прошел сегодня столько по горам. Казалось, его ничто не могло утомить, и ничто не ускользало от пронзительного взгляда его темных глаз, когда он отдавал распоряжения маленьким, необычайно подвижным индейцам.

До того как стало совсем темно, разожгли костер, поставили палатки, и Чано принялся готовить ужин. Это было каким-то подобием рагу, и, хотя Алиса понятия не имела, что именно кидалось в огромный котел, запах был очень вкусный. Но есть не хотелось: сказывалась усталость. Единственное, о чем она мечтала, – это чашка крепкого черного кофе. Скоро лагерь погрузился в темноту, освещаемый лишь костром.

Алиса поудобнее уселась на камне и откинулась на рюкзак, ее глаза закрывались сами собой, настолько ей хотелось спать. Она расслабилась, полностью погрузившись в навевающую сон печальную музыку, разливающуюся в ночной тишине. Девушка знала, что это такое. Дядя Билл много рассказывал ей об этой музыке, музыке Анд, но она никогда не думала, что ее можно услышать, находясь так далеко от деревни.

Сквозь пламя костра она видела индейцев, чьи лица напрягались, когда они дули в свирели, издающие почти сверхъестественные звуки. Посмотрев на дядю, сидящего рядом с ней, она увидела, что он улыбается, закрыв глаза и наслаждаясь музыкой. Девушка тоже закрыла глаза, но, когда еще кто-то подошел и сел рядом с ней, вздрогнула и резко обернулась.

Это был Люк. Он молчал, даже не взглянул в ее сторону, и через некоторое время Алиса совсем забыла о нем. Музыка так естественно дополняла великолепные, пугающие горы, что казалось – она не на земле среди смертных, а вознеслась на небеса и наслаждается райской музыкой.

Незаметно мелодия словно околдовала ее, и, когда свирель на миг замолчала, Алиса вздрогнула, чувствуя, как мелодия покидает ее. Она повернула голову в сторону Люка, и их взгляды встретились. Его темные глаза скользнули по ее бледному лицу, едва освещенному светом костра, а потом Люк отвернулся и стал смотреть на индейцев, сидящих у огня. Внезапно он что-то сказал им, и они, перестав играть, посмотрели на Алису и согласно закивали головами.

– Что он им сказал? – прошептала Алиса, наклонившись к дяде, всецело поглощенному звуками.

– Он попросил их сыграть что-нибудь немного более веселое для сеньориты. Еще он сказал, что ты не совсем освоилась в горах и они не должны тебя пугать духом Анд.

– А разве я боюсь? – уныло пробормотала Алиса.

– Но ведь ты, надеюсь, сама понимаешь, что еще не совсем освоилась в горах? – ласково спросил профессор, и Алиса кивнула в знак согласия. Ничего, кроме оскорблений, от этого жестокого и бесчувственного потомка конкистадоров она и не ожидала. Но если бы он не разозлил ее, выставив перед всеми трусливой женщиной, и если бы не его пугающая способность читать ее мысли, Люк Санчес мог бы ей понравиться.

Снова послышались звуки музыки. Но это была другая мелодия, легкая и прекрасная, возносившаяся к самым вершинам гор. Все, даже смертельно уставшая Алиса, в восхищении внимали ей, забыв обо всем, даже о сне. Чано солировал, а все остальные аккомпанировали ему. Пальцы индейцев летали по свирелям с необыкновенной легкостью. Мелодия исполнялась с такой виртуозностью, что была достойна любого концертного зала, она так поднимала настроение, что Алиса не могла не взглянуть на Люка, как не смогла и не поаплодировать исполнителям, когда они закончили играть.

Люк тоже посмотрел на девушку, и в его глазах, едва видимых в темноте, плясали смешинки.

– Вам понравилось, – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес он, при этом его губы причудливо изогнулись.

– Это было просто удивительно! – воскликнула Алиса, восхищенно улыбаясь. – Они так хорошо играют! Ничуть не хуже профессиональных музыкантов. Дядя мне много рассказывал об этой музыке, и я знаю, как много у них мелодий, но я никогда даже не думала, что простые индейцы из деревни могут так сыграть.

– Большинство музыкантов, которых вы слышали в городе, сделали музыку своей работой. Эти же люди всегда играют лишь для собственного удовольствия. Свои свирели проводники смастерили сами, хотя, если честно, делаются они очень просто.

– Но они играли с таким вдохновением, – продолжала вслух размышлять Алиса. – Казалось, что ты вместе с музыкой возносишься к небу.

– А вы проницательны, сеньорита Фентон, – с улыбкой заметил Люк. – Это был парагвайский мотив. Он называется «Los Pájaros», что в переводе значит «Птицы», и, насколько я помню, в нем птицы возносят благодарность небу. Ваша улыбка и то, что мрачное настроение вас покинуло, показывают, что вы оценили этот мотив. Значит, вы чувствительны, раз эта музыка не оставила вас безучастной.

Взглянув на индейцев, Алиса увидела, что они довольны ее высокой оценкой и радостно улыбаются, сверкая белоснежными зубами.

Девушка тоже улыбнулась им, правда немного стеснительно, но тут к ней наклонился Люк Санчес и тихо сказал:

– Не надо их бояться. Они очень воспитанные и умные люди; неужели ваш дядя не сказал вам этого перед приездом в мою страну? Да и не вы ли в саду отеля заявляли мне, что «все люди в Боливии дружелюбны и милы»; разве не помните? Индейцы знают, что вас восхитило их мастерство, и они рады тому, что английская сеньорита аплодировала им. Другой награды им не надо.

– Я до сих пор не изменила своего мнения об индейцах, – гневно заверила Люка Алиса, злясь на него. Ну зачем он опять напомнил ей об этом саде отеля? – А вы всегда портите настроение людям своими циничными замечаниями?

– А я думал, что доставляю вам удовольствие своими замечаниями и рассеиваю ваши страхи, насмешливо проговорил он. – Я просто хотел успокоить вас. Неужели вы подумали, что я смеюсь над вами?