Анна Дубчак - Желтые перчатки

В «Савойе» им сказали, что Пасечник и Фабиан вместе с двумя женщинами и каким-то французом уехали всего минут десять тому назад в фургоне, куда погрузили сундуки с платьями и нескольких перепивших манекенщиц.

– Мы опоздали… Но Анна-то от нас никуда не денется, главное, увидеть Валерию…

Но как ни стучали они в ее дверь, как ни звонили, им никто так и не открыл.

– Слушай, по-моему, это записка… – Невский наклонился и вынул из замочной скважины, свернутый в трубочку листок, развернул и прочел: «Саше. Я поехала в аэропорт. Попробую улететь к отцу. Я так больше не могу. Спасибо за все.

ВАЛЕНТИНА…»

– Валентина…

– Валентина! Родиков, какой же я идиот!… Быстрее в аэропорт, я знаю, где живет ее отец, в Париже! А туда аж целых двенадцать рейсов в неделю!

Борис ничего не понимал. Он находился в гостиной незнакомой ему квартиры, хозяйкой которой была, судя по всему, Анна, та самая женщина, которая вместе с этими двумя пьяницами, теперь спящими вповалку на большом кожаном диване, организовала показ Валентине.

Здесь же, в гостиной, стояли три больших сундука с платьями, которые, надо сказать, были настолько хороши и были так восторженно приняты присутствующими на приеме в «Савойе» гостями, что на тринадцать из них поступили заявки на покупку.

Валентина совершенно игнорировала присутствие отца, она сидела, устремив взгляд своих немигающих глаз куда-то в пространство, и, казалось, не испытывала никаких чувств. Взгляд ее был холодным и пустым. Толстый слой пудры, как штукатурка, разбух под нижними веками, краска на бровях размазалась…

Борис подумал о том, что с таким взглядом она вряд ли когда-либо будет счастлива. Ведь чтобы стать счастливым, надо этого хотеть… А с Валентиной творилось нечто непонятное. Она молча пила одну рюмку за другой, пьянела, пока глаза ее не стали слипаться… Анна же, свернувшись в кресле, давно уже спала.

Борис смотрел на руки Валентины, которые могли сотворить такое чудо, руки портнихи, целыми днями держащими в пальцах иголку, и не понимал, как это можно шить с такими длинными ногтями. «Наверно, они искусственные…» – решил он и поднялся с кресла.

От нечего делать он прошел на кухню, чтобы поискать в холодильнике минеральной воды или холодного сока, и вдруг увидел в корзинке для хлеба большой коричневый конверт… Он был не запечатан и вот этой своей незапечатанностью и доступностью просто манил к себе. Борис взял его в руки и из него тотчас выпали два конверта: белый и голубой. Это были письма. В белом конверте, аккуратно разрезанном, он нашел письмо, адресованное ему Валентиной в Париж, но которое он почему-то не получил. А другое письмо было написано самим Борисом как раз перед его приездом в Москву, в котором он и сообщал день приезда. Пробежав глазами первое письмо, он от волнения даже вспотел: Валентина писала, что переехала на другую квартиру, но указанный адрес не соответствовал тому, который был сообщен в полученном им письме. Кроме того, не совпадали и почерки, которыми были написаны оба письма. Борис мог их сравнить, поскольку конверт с тем письмом, которое он получил, всегда держал при себе. И получалось, что он приехал к дочери на Шаболовку, а она, если судить по найденному здесь письму, жила на Солянке.

Сунув оба письма в карман, Борис вышел из квартиры и, остановив на улице машину, назвал водителю Солянку.

Каково же было его удивление, когда на крыльце дома, номер которого был указан в письме, он столкнулся с парнем, который сбил его и чуть не отправил на тот свет.

– Вы? – Невский почувствовал, как его заколотило. – Что-нибудь случилось? Как вы меня нашли?

– Но я вовсе не искал вас… Я оказался здесь совершенно случайно… Я разыскиваю свою дочь…

И тут Родиков, разглядев Бориса, подошел к нему поближе:

– Скажите, это не вас я видел несколько часов тому назад в «Савойе»?

– Да, я был там…

– Так это вы отец Валентины?

– Я, конечно…

– А что вы тогда делаете здесь, собираетесь забрать оставшиеся машинки и ножницы? Что вам здесь нужно? Это вы украли Валину коллекцию?

– Я не понимаю, о чем вы говорите… Я ничего не крал…

– Тогда что вы здесь делаете?

– Я не обязан вам ничего объяснять… Мне надо только подняться и проверить, кто живет вот по этому адресу, – и он достал из кармана смятый конверт. – Вот, дом сто шестнадцать, квартира сорок девять…

Валентина рассказала Бланш все, что произошло с ней за последние пару месяцев.

После самолета она чувствовала себя совершенно разбитой и уставшей. Сказывалось еще и действие нервно-паралитического газа, которым ее пытались отравить.

Сидя напротив Бланш в квартирке на Фруадво (куда Бланш забежала утром совершенно случайно, чтобы полить цветы и, взяв трубку разрывавшего от звонков телефона, к своему великому удивлению услышала голос только что прилетевшей в Париж Валентины), она еще не могла свыкнуться с мыслью, что это не сон и что она действительно уже в Париже. Валентина собиралась сюда самое меньшее через неделю и даже заказала билет, и это было просто чудо, что она успела купить билет за два часа до отправления…

После ухода Саши у нее словно раскрылись глаза, она проанализировала все свои действия и разговоры, связанные с Ирмой и Костровым, и поняла, что Ирма – совершенно не тот человек, за которого себя выдает. Двадцать три платья, сшитые для нее Валентиной, да еще восемнадцать, которые могла украсть тоже только Ирма, и больше никто, как раз и составили коллекцию платьев, которые Ирма показала в «Савойе», выдавая за свои…

Она вспомнила, в каком состоянии находились Пасечник и Фабиан, когда приезжали к ней на первый просмотр, и поняла, что они, помешанные на коллекции, могли НЕ ЗАПОМНИТЬ лица Валентины. И Ирма сыграла на этом (ведь Валентина сама, рассказывая ей о визите двух модельеров, намекнула на то, что они были в изрядном подпитии), подставив вместо настоящей Валентины либо себя в рыжем парике, либо какую-нибудь свою знакомую, хотя бы немного смахивающую на Валентину. Благо, при ее деньгах отыскать в Москве высокую рыжеволосую девушку, над которой бы поработал гример, не составляет никакого труда… Соединив те платья, что у нее были, с теми, которые она выкрала из ее квартиры, Ирма получила коллекцию из сорока одного платья… Но что же она будет делать дальше? Зачем ей все это? Ради денег? У нее их и так предостаточно…

Бланш, выслушав ее внимательно и ни разу не перебив, находилась в состоянии шока.

– Валентина, – сказала она с горечью в голосе (Бланш говорила по-русски очень плохо, постоянно путая слова и к тому же с сильным акцентом), – а где твой отец?

– А почему вы меня об этом спрашиваете?