Уинифред Леннокс - Неужели это я?

— Ладно, Ди, побегу. Только ты не сердись. Скоро увидимся! — Он чмокнул ее в щеку. — Если б ты позвонила, все было бы по-другому.

— Не сомневаюсь, — кивнула Санди.

Филипп почувствовал, что гроза миновала и что бросить Санди посреди дороги как-то неловко.

— Пойдем, я провожу тебя, посажу в машину, ты же торопишься, да? — сказал он.

Не так, как тебе бы хотелось, подумала она и опять кивнула, прибавив:

— Да стоит ли, Филипп? Машину-то я оставила у гостиницы. Вряд ли у тебя есть лишние полчаса.

— Я в полном твоем распоряжении, — расщедрился вдруг он, еще раз облегченно вздохнув.

Всю дорогу он оживленно и нервно о чем-то рассказывал, а Санди думала: надо бежать куда глаза глядят! Филипп оказался предателем, я — слепой курицей. Он предпочел мне глупенькую простенькую девчонку, ему понравилось быть учителем.

Как ни странно, сейчас ей было легче, чем неделю назад. То есть нет, не легче, Санди было очень больно, но, словно после прививки, болезнь протекала мягче. И Санди изо всех сил боролась с этой болезнью, не желала ей поддаваться. Ни за что! Наверное, из-за Маргариты — та моложе, красивее, изящнее.

Гордость не позволяла Санди быть слабой и униженной и в собственных глазах, и в глазах Филиппа. Что ж, самое время навестить собрата по несчастью, Поля Кремера. Тем более что и адрес вспомнился. Подумать только! Хорошо, что он живет поблизости. Сейчас мне просто необходимо как-то отвлечься.

Вот и гостиница.

— Пойдем выпьем по чашечке кофе, — предложил Филипп.

Да, чашу надо испить до конца, с усмешкой подумала Санди и пошла вслед за Филиппом. Кофе пили в молчании. У машины расцеловались, и Филипп даже легонько прижал Санди к себе.

Только не лги, что соскучился! — взмолилась она про себя. И Филипп не солгал.

Санди села в машину, развернулась и тронулась в обратный путь. Филипп махал вслед.

Белые облака стали черными. Порывистый ветер сгонял их в одну огромную свинцовую тучу. И правильно, думала Санди, только грозы и не хватало. Ну чем я не король Лир? Пусть все вокруг гремит и грохочет. Может, мне станет легче...

И словно в ответ на ее призыв могуче загрохотал гром.

— Давай! Греми! — призывала Санди. — И ты, ветер, дуй со всей силы! Разметай их дурацкие декорации, унеси идиотские фантазии, прочисти мозги Филиппу! Неужели он не видит, что она насквозь фальшивая, эта его Маргарита!

И гром загрохотал, задул ветер, а вместо слез, которые все-таки сумела сдержать Санди, хлынул бешеный сумасшедший ливень — такие бывают только летом и только после долгой изнуряющей жары.

Санди внезапно ослепла в своем крошечном «пежо», хорошо еще, что уже въехала в Валье и даже почти добралась до дома Кремера. Она остановилась у ворот и посигналила. Никто не вышел. Видно, хозяин слышал только гром и ливень.

Ну что? Переждать в машине или выскочить прямо в бушующую стихию? Санди выбрала второе и не пожалела. Гроза словно поделилась с ней своей мощью. Платье вымокло в одну секунду, зато какой восторг проснулся в душе! Ветер! Молнии! Гром!

Я сильная! Я выстою! Я еще померюсь силой с Филиппом и с этой тщедушной актрисулькой! Нет, я никогда не буду ныть и киснуть, как месье Кремер!

Санди решительно толкнула калитку, и та открылась. Так же решительно Санди зашагала по дорожке к дому.

Поль Кремер сидел на террасе и с грустью наблюдал, как потоки воды губят его цветник. Но вдруг стена дождя раздвинулась, и перед ним появилась грозная и ясноликая дева-воительница. Поль застыл в изумленном восхищении.

— Богиня! Честное слово, богиня! — шептал он, любуясь Санди в мокром, облепившем фигуру платье.

Ему казалось, будто ожившая греческая статуя двигается навстречу. Полю и в голову не приходило окликнуть ее или поторопить, предлагая кров: он завороженно любовался словно летящей ему навстречу Никой Самофракийской.

— Поль Кремер? — спросила богиня, поднявшись по ступенькам, но тот молчал, продолжая с восторгом смотреть на нее.

Санди почувствовала, что восхищение вызывает та грозная сила, которой поделилась с ней стихия, и не стала обижаться на неучтивость.

— Мелисанда Тампл, — представилась она. — Элен Вишель передала мне вашу рукопись. Я приехала о ней поговорить.

— А я думал, вы родились из струй дождя. Приехали на громыхающей колеснице, запряженной крылатыми конями, и по дороге поражали молниями всех неугодных вам.

— Это я могу!

Глядя в ее грозные и в то же время веселые серо-стальные глаза, Поль искренне ответил:

— Верю.

Санди с интересом смотрела на плотного телосложения бородатого мужчину, который, похоже, так далеко унесся в страну фантазий, что и думать не думал предложить гостье обогреться и обсушиться.

— Знаете, а я бы вас написал, — вдруг неожиданно для самого себя сказал Поль.

— Прямо сейчас?

— Простите, мадемуазель, — сконфузился хозяин дома, — я как-то позабыл...

— Что я живая и могу простудиться, — насмешливо закончила она.

— Пойдемте скорее, — заторопился Поль. — Согревающего у меня сколько угодно, а вот переодеться?.. Не обессудьте, но вам и дальше придется оставаться античной богиней.

— Неужели? — все с тем же грозным весельем осведомилась Санди, представив скудно одетых греческих богинь.

— Что-то вроде хитона мы вам соорудим, простыней в доме достаточно. Идите примите горячий душ, а я пока придумаю, во что вам переодеться.

Он кивком указал на дверь ванной, и Санди, поблагодарив его улыбкой, скрылась за нею. Когда она, закутанная с головы до ног в махровую простыню, вышла, Поль склонился в галантном поклоне и указал на дверь в глубине коридора.

— Пожалуйте в будуар, богиня.

И Санди важно прошествовала по коридору, вошла, огляделась. Светлые, обитые атласом стены, старинная мебель красного дерева на львиных лапах, у трюмо козетка, пухлый восточный диван, а на диване ворох чудесных узорчатых восточных шалей — шелковых, струящихся, с бахромой и без.

— Драпируйтесь, — шутливо предложил хозяин, — в святая святых — будуаре моей тетушки. — И вышел, затворив за собой дверь.

Санди подошла к чудесному старинному трюмо, и в туманной дымке зеркала сама себе показалась незнакомкой.

Ни одна женщина не устоит перед шелковистой негой восточных тканей. Санди перебрала их — золотистые, вишневые с золотой сеткой, темно-синие с серебром, болотно-зеленые с золотом — и наконец остановила выбор на сиренево-палевой с бахромой. В нее и завернулась, любуясь нежными завораживающими переливами. Большие домашние тапочки хозяина подчеркнули изящество ее собственных ножек. При некоторой полноте руки и ноги у Санди были маленькими, кисти и ступни изящными. Из золотистой шали она соорудила тюрбан и, оглядев в зеркале восточную незнакомку, вполне довольная вышла на террасу.