Шери Уайтфезер - Любовь - моя защита

— Тогда иди туда. — Она подвинулась поближе к нему, почти касаясь его плеча. — Позволь им быть частью твоей души.

— Это — романтика, а не реальность. Я не хочу слышать голоса моих предков. Я не хочу, чтобы они проникли в мои мечты. — Он сделал паузу, чтобы допить воду и смять пустую банку. — Я всегда буду скорее белым, чем индейцем.

— Твой отец был сиу. И ты наполовину сиу.

— Но это не делает меня индейцем. Не в традиционном смысле.

Натали перестала спорить. Когда она смотрела в его глаза, она видела в нем и белого, и индейца. Она видела мальчика, который был рожден и воспитан белой матерью, и мальчика, который никогда не забывал своего отца из племени сиу.

Он посмотрел в сторону, и ее дыхание замерло.

Она теряла его. И все же ничего не могла с этим поделать. Ничего, кроме того, чтобы запереть свою любовь в своем сердце. Так же, как он хранил стеганое одеяло своего отца, припрятанное в сундуке из кедра, оставляя себе лишь сладостно-горькие воспоминания.

Голоса, которые носит ветер, думала она. Голоса, которые он не мог слышать.

Несколько часов спустя Зак сидел напротив своей матери в ее комнате. Давно наступили сумерки, и окно было уже темным.

Он едва дышал. Внезапная пустота в его жизни оказалась слишком тяжелой, чтобы вынести ее. Он нуждался в том, чтобы поговорить с кем-нибудь, поэтому и приехал к матери, несмотря на то что ее одурманенное состояние могло причинить его сердцу еще больше страданий.

Мать не замечала его. Она растерялась от подарка. Нахмурившись, смотрела на пузырек с блестками для ногтей — в этот вечер она не собиралась быть феей.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он.

Она посмотрела. Все еще хмурясь, измерила его своим детским внимательным взглядом.

— Ты — тот мальчик, который принес мне вина.

Он нашел в себе силы улыбнуться.

— Фруктовый сок, а не вино.

— Еще ты принес мне немного краски. — Она взяла в руку пузырек. — Он такой маленький. И в нем есть странные блестящие штучки.

Он решил не объяснять, почему он принес лак.

Он сомневался, что она захочет сегодня накрасить ногти. Нелегко следовать ее капризам.

— Ты выглядишь грустным, — сказала мать, качаясь на кресле-качалке.

— Мне грустно. — Он наблюдал, как пузырек упал из ее руки и покатился по полу, исчезая под шкафом. — Я не могу быть близок с женщиной, о которой забочусь.

Под взглядом своей матери он ощущал себя зверем, загнанным в ловушку.

— С Джульеттой?

— Да. — Он был благодарен ей за то, что она помнила, кем была Натали. Это было лучше, чем если бы она вообще ничего не помнила. — Я собираюсь переехать и больше не увижу ее.

— Потому что она — Капулетти.

— Потому что я — представитель Центра, а она мой свидетель. Нам не позволяют быть вместе.

— Тогда не будь представителем Центра. Мать пригладила свою одежду. Она уже была одета для сна, ее волосы были гладко зачесаны. Просто не будь им.

— Я уже решил сделать это. Я оставляю работу.

— И тогда, — она махнула руками в величественном жесте, как фокусник, заканчивающий заклинание, — тогда ты сможешь быть с ней.

— Это не так просто.

— Почему?

— Я… — Внезапно он не смог ничего ответить.

Ничто не шло ему на ум, кроме страха.

— Ты любишь ее? — спросила она.

Любит ли он Натали? Зак закрыл глаза. До сих пор он не думал об этом, но это было там, глубоко в его сердце.

— Да, — наконец сказал он. — Я люблю ее.

— Тогда женись на ней.

Он открыл глаза, пытаясь умерить бешеный пульс. Хотел ли он жениться на Натали?

Да, думал он. Хотел. Он воображал, как разделит с ней жизнь. Она стала ему не только возлюбленной, но и подругой. Он знал, что она будет верной, страстной женой. Но были еще осложнения, неприятности, которые он не мог отодвинуть.

Центр не советовал свидетелям сообщать предполагаемым супругам, что они находятся в Программе защиты свидетелей. Соблюдение тайны было вопросом жизни свидетелей. Если бы брак распался, прежний супруг мог бы начать мстить, подвергая свидетеля опасности. Супругу не говорили ничего, если только он не был вынужден также войти в Программу защиты свидетелей.

Но как Заку войти в Программу, которая создана для преступников? Он не боялся опасности. Он обучен справляться с весьма критическими ситуациями. Но ему не хотелось оказаться в числе тех, которым он сам обеспечивал безопасность. Ему придется преодолеть эмоциональный барьер, потерять свое имя, семейную историю — все, что делало его тем, кем он был.

Он взъерошил волосы.

— Если я женюсь на ней, а ей будет грозить опасность, я тоже должен буду изменить свою личность.

А это может случиться, если кто-то из ее прошлой жизни узнает ее саму или ее новое имя.

Мать ничего не поняла. Она просто смотрела на него, как будто у него выросла пара огромных витых рогов.

Зак покачал головой.

— Это не имеет смысла, не так ли? — Любовь предполагает жертвенность, но он боялся потерять свое имя, стать каким-то новым человеком. Хотя он помогал другим людям делать это. — Я даже не знаю, как она ко мне относится. Она хочет, чтобы мы остались друзьями, но это не то же самое, что любить.

— Джульетта любила Ромео. Она умерла ради него.

— Я не Ромео. — И он не хотел обсуждать смерть.

Над Натали и так нависла угроза со стороны банды.

Он знал, что Центр будет держать ее в безопасности, но эта угроза все равно существовала. — Я не знаю, что делать. Я запутался.

— Я иногда тоже запутываюсь, Он посмотрел на нее.

— Я знаю, что ты запутываешься.

— Поэтому ты приходишь ко мне?

— Я прихожу, потому что люблю тебя.

Ее брови нахмурились. Она остановила качалку и тяжело вздохнула.

— Ты любишь Джульетту. Она и есть та женщина, на которой ты должен жениться.

— Я люблю тебя по-другому. Как мать.

— Тогда вы с Джульеттой можете подарить мне внуков. — Она снова начала качаться. — У Дорис есть внуки. Она все время хвастается ими.

Зак выдохнул. Дорис, другая пациентка в том же самом санатории, умерла два месяца назад. И внуков, которыми она имела обыкновение хвастаться, не существовало.

— А что, если Джульетта не любит меня?

Она мягко упрекнула его, отказываясь принять его сомнения:

— Я уже сказала тебе, что любит.

— А что, если я не смогу справиться с ролью мужа? — Что, если он не сможет справиться с ролью мужчины, женившегося на свидетельнице?

В полночь у Натали зазвонил телефон. Она вскочила, чтобы ответить, едва не споткнувшись о корзину с грязным бельем, которое сортировала.

Услышав голос Зака, она опустилась на стул.

— Я не разбудил тебя? — спросил он.

— Меня? В этот час? Еще рано. — Час Золушки не относился к Натали. У нее не было хрустальных туфелек.

— Я полночи вел машину, — сказал он.