Джулия Тиммон - Так задумано свыше

Я тайно радуюсь и едва удерживаюсь, чтобы не взмолиться: не отклоняйся от темы.

— В общем, я спросила, свободно ли второе место за его столиком, и он кивнул.

Странно, все эти годы мне казалось, что я почти не помню его лица, а сейчас представила его себе настолько ясно, будто это я, а не Мэгги подсела к нему сегодня в баре. В сознании вспыхивает мысль: а почему это в самом деле была не я? Почему, промаявшись несколько лет в тайных ожиданиях, я сама не помчалась ему вслед? Почему не преодолела растерянность, не сумела унять волнение, не наплевала на мрачные предположения Мэгги? Черт его знает… В жизни вечно все шиворот-навыворот!

Мэгги, прожевав и проглотив очередной кусок пиццы, продолжила:

— Признаться честно, на меня он не произвел ошеломляющего впечатления. Только чур без обид!

Я и не думаю обижаться. Пропускаю ее слова мимо ушей.

— Слишком он… гм… заурядный, что ли, — кривясь произносит Мэгги. — Не в моем вкусе. Мне подавай таких, чтобы вошел в зал и сразу стал центром внимания, — мечтательно добавляет она. — Например, как Миллер!

Ее Миллер — небритый великан ростом под два метра, с нечесаными черными волосами ниже плеч. На мой взгляд, чудовище.

— Мэгги! — нетерпеливо восклицаю я. — Сейчас речь не о Миллере!

Подруга кивает и запихивает в рот еще кусок пиццы. Я громко вздыхаю, но Мэгги не молчит — продолжает говорить жуя.

— Я спросила, местный он или приезжий. Он сдержанно ответил: приезжий. Я поинтересовалась, впервые ли в Калифорнии. Мистер Немногословность сказал «нет». Признаться, я уже стала побаиваться, что мой план — узнать его номер и как долго он здесь пробудет — с треском провалится, но тут же прогнала эту мысль и принялась воодушевленно сочинять, будто у меня свой бутик мужской одежды и будто некоторые из постояльцев этого отеля мои клиенты.

Я уже проклинаю ту свою заторможенность. Мэгги все сделала не так! Кто-кто, а Эдвин, насколько я успела понять, не из тех, кому интересно трепаться с незнакомками о дорогих тряпках и тенденциях моды.

Снова вскакиваю со стула, на который меня чуть ли не силой усадила Мэгги.

— Дай мне его номер, я позвоню сейчас же и все объясню!

— Нет, ты дослушай, — настойчиво просит Мэг.

Делаю нетерпеливый жест руками.

— По-моему, мы только зря теряем драгоценное время!

— Сейчас ты поймешь, что не зря, — спорит Мэгги. — Я все обдумала, а ты слишком взволнована и не в состоянии здраво мыслить.

Смотрю на нее исподлобья, но молчу.

— В общем, я спросила, не нужна ли ему какая-нибудь одежда, — как ни в чем не бывало продолжает Мэгги. — Он усмехнулся и сказал, что ему нужна не одежда, а декоративная дрессированная собачка.

— Чего? — спрашиваю я, наклоняя вперед голову и ужасаясь просвистевшей в голове мысли. — А ты уверена, что подошла именно к нему?

— Уверена, — с улыбкой заявляет Мэгги. — Он сказал, что занимается рекламой! И в Калифорнию прилетел по делу — они снимают какой-то мудреный ролик. Одна собачка у них была, но у нее вдруг обнаружили какую-то болезнь и теперь ее лечат. — С видом фокусника, сотворившего чудо, она разводит руками и одаривает меня широчайшей улыбкой.

Я смотрю на нее, ничего не понимая.

— Не догадываешься, к какой хитрости я тут же прибегла? — спрашивает она.

Качаю головой.

— Сказала, что у моей хорошей знакомой как раз есть дрессированная собачка, — объявляет Мэгги тоном ведущего на концертной сцене. — Которой не впервой сниматься в рекламе. — Она мне подмигивает. — Завтра он ждет тебя часов в пять. Впрочем, о времени договоритесь сами — для этого он и дал телефон.

— Ждет меня? — переспрашиваю я, чувствуя себя так, будто у меня вдруг произошел некий сбой в голове и я перестала понимать, где я и кто. — Меня или собачку?

— Те-бя с со-бач-кой, — по слогам произносит Мэгги.

Некоторое время я совершенно не знаю, что говорить и как реагировать. Потом меня вдруг берет злость.

— Ты что, издеваешься надо мной?! Решила поиграть в цирк?!

— Какой еще цирк? — неподдельно удивляется Мэгги. — А-а… — Она машет руками и кивает. — Я забыла объяснить самое главное. В этом и была моя задумка с самого начала. — Она берет меня за руку, ведет к низкому диванчику возле украшенного пестрой занавеской окна, мы садимся, и лицо Мэгги делается таким, каким бывает, когда ей совершенно не до шуток. — Я сразу подумала: нельзя тебе кидаться в омут, ни в чем не убедившись. У тебя есть мужчина, который при всей его занятости по-настоящему дорожит тобой. Ты тоже его любишь, пусть не пламенной любовью и не до умопомрачения, но ведь спокойное, проверенное чувство намного ценнее тех, которые вдруг возгораются пожаром и бесследно исчезают. И вы договорились пожениться, — многозначительно добавляет она.

Падаю, растягиваюсь на диване у Мэгги за спиной и закрываю глаза. В самом деле, о Дугласе я в последние дни почти не думаю. Предательница! Как подло и недостойно… Пользуюсь тем, что Мэгги на время умолкла, задаюсь вопросом, могу ли я теперь, когда на горизонте снова появился бесконечно загадочный и желанный Эдвин, махнуть на него рукой и стать невестой, мечтающей лишь о своем женихе. Прислушиваюсь к себе.

Нет. Нет! — безмолвно кричит душа. Это выше моих сил. Так будет неправильно!

— Появись перед ним под другим именем, немного видоизмененная, — предлагает Мэгги.

— Как понять «видоизмененная»? — испуганно спрашиваю я, приподнимая голову. — По-твоему, мне стоит надеть парик в стиле афро, выкрашенный во все цвета радуги? Или очки с глазами на пружинках?

Мэгги смеется, хватает миниатюрную подушку с кресла и бросает ее мне в голову.

— Парик в стиле афро и глаза на пружинках прибереги для какого-нибудь неформала, — советует она.

Я запускаю подушкой ей в висок.

— С неформалами развлекайся сама, это в твоем духе.

Мэгги хватает подушку, заносит ее над головой, но вдруг опускает руку и вновь серьезнеет.

— Нет, думаю, лучше обойтись без парика. Просто обвяжи голову легким платком, так, чтобы вообще не было видно волос. — Она изучающе смотрит на меня, будто все эти годы не замечала, как я выгляжу. — Конечно, теперь они у тебя короче, чем были три года назад, но цвет тот же и разницы почти нет. Если же появишься перед ним в платке, то и овал лица будет казаться немного другим.

Смотрю на нее, криво улыбаясь и ожидая, что она вот-вот рассмеется и скажет «шучу». Но выражение ее лица все не меняется.

— Надень солнечные очки с большими очень темными стеклами, а губы… гм… накрась такой помадой, какой никогда не пользуешься: бордовой или сиреневой.

— Сиреневыми губы бывают только у трупов, — замечаю я.

Мэгги пожимает плечами.

— Не скажи. Встречаются дамочки с готическими наклонностями, у которых они постоянно не то что сиреневые — черные.