Кристин Лестер - Семнадцать белых роз

Это было мертвое общество. А она в нем — живая. Именно поэтому и привлекала внимание.

За исключением одного НО.

Впрочем, это «но» ей помогли раскрыть в себе только близнецы, да и то не сразу. Она подружилась с Джимом и Майком, когда ей самой было столько, сколько им сейчас — двадцать пять лет. С этого момента уже взрослая Элли открыла в жизни много нового, прекрасного и живого.

Оказывается, можно завтракать не только в дорогих ресторанах, а в открытых уличных кафе, а еще лучше — огромным сандвичем, прямо на лавочке в сквере. И это не некрасиво. Это вкусно и весело! Оказывается, после сандвича можно есть мороженое втроем, из общего огромного лотка, пачкая друг другу щеки и пугая прохожих.

Оказывается, не обязательно ходить на премьеры фильмов в модные салоны, где собирается городская богема. Можно премило проводить время с попкорном и пивом на последних сеансах в обычном кинотеатре…

А еще в Нью-Йорке, благодаря близнецам, обнаружилось множество каруселей, парковых аттракционов, спортивных залов, дорожек для скейтов, велосипедных маршрутов… А уж если совсем не хватало транспорта, то можно было кататься верхом на Майке, огромном, как медведь, пришпоривая его пятками и громко улюлюкая. Очень удобно, а главное — бесплатно!

— Но ведь я старушка! — хохотала она. — Вам простительно валять дурака, а на меня уже смотрят, как на больную!

— А ты думаешь, с НИМИ на тебя не смотрят, как на больную?

— Да, — добавил Джим, — ты просто инородное тело для их общества.

— Похоже, я везде инородное тело.

— Но для них — все же более инородное. Там разница в возрасте больше. И интересы совсем другие.

— Ты же молодая, Элли! — сказал ей однажды Майк. — Лови момент, пока тебе не перевалило за тридцать! — И дружески огрел ее по плечу своей ручищей. Как в воду глядел!

…Элли вздохнула и повернулась на бок, уткнувшись носом в спинку дивана. Вот и перевалило…

И только сегодня она поняла, что ощущает и свою молодость, и жизнь вообще только в одном-единственном обществе… И только с одним-единственным мужчиной чувствует себя настоящей женщиной.

— Я бы советовала тебе оторваться от сладких грез о Майке и заняться поиском квартиры. Пока я не вышла на работу и не переехала к одному замечательному художнику на студию.

— На студию?

— Такая огромная квартира-студия, с десятиметровыми потолками, где полно холстов, лестниц, балконов и мягких диванов… Знаешь, он — сексуальный гигант!

— Зачем же мне тогда срочно искать квартиру, если ты уедешь?

— Элли, ищи квартиру, пока твою вторую сестру не бросил муж! Иначе твоя семья оставит тебя без гроша, а потом разведет руками и скажет: ну что с нее взять? Ничего-то у нее в жизни не получается!

— Хорошо, я поняла. Мне нужно срочно вложить куда-то деньги.

— Доходит. Слава богу! Я помогу тебе с выбором. Потому что в ноябре будет поздно — выхожу на работу.

— Да ты что! И куда?

— В музей.

— Валентина. Чтобы ты — да в музей? Это музей выдающихся мужских форм, собранных у забытых народностей?

— Нет. Зря ты обо мне так думаешь. По крайней мере, это не салон красоты, где я возглавляла бы обслугу. Меня берут в «Метрополитен».

— Валентина! Ты идешь работать в «Метрополитен»! Вот это да! Как тебе удалось?

— Нержавеющие старые связи.

— С кем это?

— Как раз с мужчинами, сплошь состоящими из выдающихся форм.

— Ну вот, видишь? Куда ж мы без их форм… А ты говоришь «оторваться от сладких грез».

— Оторвись. Пойдем по агентствам. Для меня самой этот процесс очень важен, понимаешь? Я люблю эту игру в добычу…

— Игра в добычу — это скорее мужское занятие.

— Может, во мне живет неандерталец, который мечтает завалить еще одного мамонта, и этим мамонтом станет твоя квартира. Пойдем, Элли! А то я передумаю.

Поиски квартиры на несколько дней заняли подруг полностью: с раннего утра и до глубокой ночи. Это оказалось настолько увлекательно, что Элли действительно почти забыла о Майке.

— Наверно, во мне тоже живет неандерталец! — сказала она как-то вечером, после того, как они с Валентиной исколесили весь Манхеттен и еще два района на материке.

Ноги гудели от усталости, в глазах стояли комнаты и коридоры, лица любопытных соседей, а главное — цены. Нули и цифры запутывались и спотыкались друг о друга, заплетались в причудливые узоры и тут же погрязали в жесточайших спорах о выгоде и экономии…

И так проходил каждый день их дотошных поисков. Элли снились квадратные метры и скидки на новостройки; белый мрамор ванных комнат рядом с Централл-парком и обшарпанные стены на окраинах Бруклина… Валентина начала уже опасаться за ее здоровье и за то, что оставшиеся полмиллиона разойдутся на оплату агентов и на бензин. А еще она опасалась, что не выдержит сама: когда Элли укладывалась спать, проваливаясь в свой сказочный жилищный бред, Валентине как раз наступало время бежать к художнику, где на сон оставалось максимум два часа… А утром — снова за руль. Такой режим не каждый может выдержать.

— Надо что-то решать! — сказала она через пять дней. — А то, во-первых, мой художник недоволен, что видит меня только по ночам. А во-вторых, вот, посмотри: я похудела на пять килограмм и у меня круги под глазами.

— Но выглядишь ты вполне довольной и счастливой! — с откровенной завистью в голосе парировала Элли.

— Но я хочу спать! Спать!.. О, какое это счастье! Просто лечь и отрубиться!

— А как же твой художник? А?

— Не надо так на меня смотреть! У тебя Генри есть. Пойди и отдайся ему прямо сейчас. Он от радости тебе тут же сделает предложение.

— Да?

— Уверена, что у него и коробочка с кольцом лежит где-нибудь наготове.

— Кстати. Настало время сообщить ему, что я согласна.

— Элли! Ты что?! А как же Майк?

— Во-первых, он меня послал. А во-вторых, я даю согласие на участие в телепроекте.

Валентина с явным облегчением вздохнула.

— Я как вспомню, что он тебе про детей брякнул, прямо готова лопнуть от зависти. Это было так ОТКРОВЕННО! Он строит на тебя серьезные планы, Элли. И как подруга, я тебе…

— Валентина! Ты опять за свое?.. Я решила разобраться в этом сама! И… В общем, я не могу выходить замуж только за его имя и за миллионы. А Майк мне нужен сам по себе! Даже если бы он был нищим!.. БЫЛ нужен. Был.

— Но ведь Генри — милашка! Он такой хороший. И совсем не капризный, как все его голливудские коллеги.

— Много ты знаешь его коллег! Он просто обычный человек. И мы — просто приятели.

— Слушай, ну тогда отдай его мне, а? — Подруга умоляющими глазами смотрела на нее.

— Ты с ума сошла! Он же не вещь!

— О господи! При чем тут… Вещь — не вещь, уступи и все. Скажи, что он тебе не нужен и я могу строить ему глазки! А?