Джулия Тиммон - На край света

Оживленно киваю.

— Точно. — Пальцы начинает покалывать от нетерпения. Если бы не Мелани, я бы тут же села за компьютер и принялась бы сочинять электронное письмо.

— Сейчас он, может, и позлится, — говорит Мелани, глядя на тарелку с пирожными и, очевидно раздумывая, стоит ли есть третье. — Но со временем успокоится. Не исключено, даже поймет, что не зря вы расстались. Он ведь, как бы там ни было, человек интеллигентный.

Бросаю на нее косой взгляд. Я ведь не сказала, с кем хочу быть.

— Кто?

Мелани лукаво улыбается.

— Если не ошибаюсь, они оба достаточно умны и образованны.

Хитрюга! Она ведь прекрасно знает, кому я дам от ворот поворот. Вздыхаю, чувствуя долгожданное облегчение.

Мелани берет пирожное и принимается его есть с таким удовольствием, будто оно не третье, а первое, причем попало ей в руки после того, как она год не прикасалась к выпечке.

— Мне бы твой аппетит, — с завистью бормочу я. — Тогда, может быть, и сил было бы больше.

Мелани поводит округлым плечом.

— Обрести аппетит не проблема. Берешь, к примеру, пирожное — и ешь!

Хмыкаю.

— Если бы все было так легко…

— Главное, ничего не усложнять! — провозглашает Мелани. — Особенно если в этом нет большой надобности. — Она откусывает очередной кусок, с удовольствием прожевывает его, глотает и слизывает с губ крем.

Наши взгляды одновременно падают на кольца, о которых мы благополучно позабыли.

— А кольцо… — начинает Мелани.

Решительно киваю.

— Да, кольцо я непременно верну.

Подруга похлопывает меня по руке.

— Ты молодец.

Следуя настоятельному совету Мелани, вечером я ничего не предпринимаю, а еду домой, минут пятнадцать лежу в расслабляющей ванне и сразу после этого отправляюсь спать. Утром же встаю спозаранку и, радуясь, что голова прояснилась, усаживаюсь с чашкой кофе за компьютер.

Письмо Себастьяну получается длинное и очень правдивое. Однако, щадя его чувства, слова и выражения я выбираю с особой тщательностью. И, разумеется, упоминаю о том, что я перед ним совершенно чиста, что до последнего хранила ему верность и что витать в облаках не могла, ибо переживала происходящее отнюдь не легко и всем сердцем.

Тут я немного лукавлю. В иные минуты, находясь рядом с Дарреном, я правда где-то парила, бессовестно позабыв про жениха. Однако, дабы не травить ему душу, не упоминаю об этом. Думаю, такая ложь не в счет.

Груз на душе заметно легчает. Быстро собираюсь и еду на почту, чтобы отправить в Нью-Йорк кольцо невесты. Прощаться с ним немного грустно. Естественно, не потому, что оно очень дорогое, а потому, что я привыкла к нему и, мне казалось, что оно в каком-то смысле не просто металлический ободок и крупный волшебно поблескивающий камень, а некое существо и символ того, что впереди меня ждет множество семейных радостей.

Однако, как только я расстаюсь с первым кольцом, достаю из сумочки другое. Теперь я имею полное право принять подарок и надеть его на палец. Вот только не вполне уверена, что человек, преподнесший мне его, по-прежнему хочет делить со мною жизнь. Чтобы уладить это последнее жуткое недоразумение, запрыгиваю в машину и на предельно допустимой скорости мчусь туда, где прошли наши с Дарреном детские годы.

Беатриса открывает дверь вся в слезах. Первая мысль, которая приходит мне в голову: с Дарреном что-то случилось.

Прижимаю руки к груди.

— В чем дело?

Беатриса вялым жестом предлагает мне войти.

— Лучше ты мне ответь, дорогая. В чем дело?

Непонимающе качаю головой. Беатриса театрально вскидывает руки.

— Я чувствовала, что он уже готов отказаться от своей безумной идеи ехать к черту на кулички, — плаксивым голосом произносит она. — Но… пойдем в гостиную. Я сяду на диван, а то ноги подкашиваются.

Меня охватывает странное чувство, какое возникает тогда, когда ты опаздываешь на экзамен или важную встречу. Но я подавляю его и следую за Беатрисой в гостиную. Она с горемычным «ой» полуложится на диван и смотрит на меня так, будто о чем-то отчаянно просит.

— Даррен остался бы в Лондоне, — говорит она, и ее лицо снова морщится от плача. — Из-за тебя.

— Из-за меня? — спрашиваю я, задумываясь о том, что еще ей известно.

Беатриса кивает, достает из кармана платок и вытирает слезы.

— В последнее время вы часто виделись, и он по уши влюбился.

У меня розовеют щеки, а сердце, кажется, совершает в груди кувырок.

— Он что… обо всем тебе рассказывал? — спрашиваю я.

Беатриса всплескивает руками.

— Если бы! Из него слова не вытянешь о личных делах! — Она прижимает руку к груди. — Просто мое материнское сердце не проведешь.

Стараюсь успокоиться. Одна из нас двоих обязана оставить эмоции и начать рассуждать здраво. Беатриса старше, вырастила сына и, конечно, повидала на своем веку куда больше, чем я, однако она умрет полуребенком. А мне сейчас нужно срочно действовать.

— Расскажи все по порядку, — намного строже прошу я.

Мой тон делает свое дело. Беатриса снова промокает лицо платком, убирает его и говорит гораздо более складно:

— Вчера он примчался откуда-то сам не свой. И объявил, что немедленно уезжает. Я умоляла его успокоиться, хорошенько все взвесить. Грозила, что мне это будет не вынести, но он и слушать ничего не желал. Мгновенно собрался и умчался.

У меня на миг в испуге замирает сердце. Но тут приходит неожиданное успокоение.

— Я догадалась, что он виделся с тобой, — причитает Беатриса. — Что заговорил о чем-то всерьез… и что ты послала его куда подальше, — добавляет она, закрывая руками глаза.

— Да что ты такое говоришь?! — восклицаю я. — Разве я могу послать его куда подальше?! Если бы он был мне противен, тогда бы я не проводила с ним столько времени ни сейчас, ни в детстве!

Беатриса убирает от лица руки и, продолжая плакать, часто кивает.

— Да, я все понимаю. Он тебе не противен, но ты выходишь замуж за другого. Если бы этот дурачок чуть побольше уважал мать, то, прежде чем делать тебе предложение, посоветовался бы со мной. Уж я-то растолковала бы ему, что его шансы почти равны нулю. Объяснила бы, что ты давно отхватила себе парня намного более успешного, состоятельного и целеустремленного. Такого, которому никогда не взбредет в голову лазить, как мальчишка, по пыльным оврагам за домом или устраивать ланч на траве. Тогда бы он…

— Никого я не отхватывала! — оглушительно кричу я, чтобы она услышала меня. — Что за дурацкое слово?! Я в жизни не была хищницей, мне противна даже мысль о том, что кто-то в кого-то вцепляется, удерживает рядом с собой дешевыми уловками!

Беатриса умолкает, даже прекращает ныть и смотрит на меня в полной растерянности.

— К тому же с Себастьяном мы расстались, — намного тише добавляю я. — Вчера… Точнее, сегодня.