Барбара Картленд - Проданная невеста

Обнаружив, что платье белое, как и подобает новобрачной, Эйлида хотела было поменять цвет, однако было уже поздно.

Горничная принесла большую шкатулку с драгоценностями и, открыв ее, посоветовала:

— Мне кажется, к этому платью больше всего подойдут бриллианты, миледи.

Недоверчиво смотрела Эйлида на бриллиантовое ожерелье, бриллиантовый браслет и серьги, уложенные на черном бархате, которым был выстлан футляр. Потом она увидела нитку жемчуга и еще ожерелье из бриллиантов и бирюзы, так подходящей к цвету ее глаз.

Слишком щедрые дары от человека, который хоть стал ее мужем, но не питал к ней никаких чувств. Эйлида встала из-за туалетного столика.

— Я не надену драгоценности, — сказала она и вышла из комнаты, не слушая протестов горничной.

Она спустилась в очень уютную и красивую гостиную, напомнившую ей гостиную в Блэйк-холле в те времена, когда жива была мать.

Доран Уинтон был уже там и, очевидно, дожидался Эйлиду.

Ему очень шла украшенная оборками рубашка с высоким галстуком, даже более высоким и модным, чем у Дэвида. Вместо панталон до колена он надел узкие брюки, введенные в моду принцем-регентом, и оттого казался выше ростом.

Эйлида вдруг сообразила, что в полном соответствии с модой платье у нее почти прозрачное, а узкий нижний чехол обрисовывает каждый изгиб тела.

Доран молча смотрел на нее своими серыми глазами, а когда она подошла к нему ближе, спросил:

— Никаких драгоценностей? Я-то надеялся, что они порадуют вас.

— Я просто ошеломлена вашей щедростью, — сказала Эйлида.

Голос ее против воли прозвучал резковато.

Он промолчал и по-прежнему разглядывал ее. Вероятно, пытается оценить, какое впечатление она может произвести в светском обществе.

Немного погодя Доран заговорил негромко:

— Возможно, вы правы. Вы, Эйлида, очень молоды, неиспорченны, нетронуты и невинны. Драгоценности скорее ухудшили бы, чем улучшили картину.

Она взглянула на него с удивлением, потом, сообразив, на что он намекает, отвернулась с внезапным чувством страха. Завтра если она верно поняла его слова, она больше уже не будет чистой, нетронутой и невинной. Ей захотелось расплакаться и убежать от него. Но через минуту объявили, что обед подан, и это избавило Эйлиду от любых неожиданных действий или слов.

Они вошли в красивую столовую с колоннами в одном конце и прекрасным мраморным камином. Картин на стенах почти не было; Эйлида недоумевала, почему это так, пока Доран не объяснил:

— Я приобрел вместе с домом большую часть мебели, которая находилась здесь со времени его постройки, но позволил владельцу забрать отсюда фамильные портреты. Надеюсь в будущем разместить здесь те, что принадлежат мне. — Помолчал и добавил: — Нам нужно решить, кто из художников удачно изобразит вас. Если бы Рейнольдс [9] Джошуа Рейнольдс (1723–1792) — английский художник, мастер портрета. был жив, я предпочел бы его.

Эйлида много слышала от матери и отца о картинах и художниках, поэтому они с Дораном немного поговорили о портретистах прошлого.

Этой темы, к радости Эйлиды, не имевшей отношения к личным проблемам, им хватило на большую часть обеда.

Столовую они покинули вместе, так как Доран отказался от портвейна, и тут Эйлида вновь ощутила прежний страх, и ей снова захотелось убежать. К тому же она очень устала.

Прошлую ночь она не спала из-за волнения по поводу предстоящей свадьбы; в последнее время она вообще очень ослабела. Главным образом из-за постоянного недоедания.

Едва они подошли к гостиной, Доран Уинтон вдруг сказал:

— Я думаю, что вы устали, и вам лучше всего лечь в постель.

— Мне и самой бы этого хотелось, — пролепетала Эйлида.

— Тогда поднимайтесь к себе.

Это прозвучало почти как приказание, и Эйлида послушно направилась к лестнице.

Она заметила, что Уинтон повернулся и пошел к столовой, словно забыл сделать какие-то указания.

Горничная помогла Эйлиде раздеться и подала ей полупрозрачную ночную рубашку, красиво отделанную кружевами; такие рубашки были присланы вместе с другой одеждой.

Надев рубашку, Эйлида с новой остротой ощутила, что это ее первая брачная ночь: то ли из-за какого-то особого выражения на лице у горничной, то ли потому, что Доран Уинтон не пожелал ей спокойной ночи, когда они расставались. И тотчас, как морской прилив, нахлынули на нее все прежние страхи.

— Спокойной ночи, миледи, благослови вас Бог! — неожиданно произнесла горничная.

Когда она закрыла за собой дверь, Эйлида поняла, что горничная имела в виду, благословляя хозяйку.

Эйлида отбросила в сторону простыни и выскочила из постели. Теперь, когда настал ее час, она поняла, что не готова к нему. Она не позволит человеку, который стал ее мужем, дотронуться до себя.

Вспомнив сэра Мортимера, она затряслась при одной мысли, что ее станут целовать, что мужчина дотронется до нее руками. Она не слишком хорошо знала, что происходит, когда мужчина обладает женщиной. Разумеется, все это очень интимно и раньше или позже кончается рождением ребенка.

Эйлида почувствовала отвращение, еще более сильное, чем испытанное прежде. Разве она может произвести на свет ребенка, зачатого от человека, которого она ненавидит и презирает?

Эйлида верила: ее брат Дэвид красив, а она сама хорошенькая только потому, что их отец и мать любили друг друга и дети их родились в любви.

«А я могу родить сумасшедшего или урода», — в ужасе думала она.

Эйлида подошла к креслу, на котором горничная оставила ее неглиже. Надела на себя и застегнула от ворота до подола; лучше было бы вообще не раздеваться.

Против этого она должна бороться, это она должна совершенно четко объяснить человеку, который стал ее мужем. На людях она будет веста себя так, как он хочет, станет помогать ему в обществе, как он только пожелает, но женой его она останется лишь номинально, не более.

«Мне незачем себя обманывать, — рассуждала она. — Он ни разу не дал понять, что наше соглашение носит не только деловой характер. Он купил долги Дэвида, он купил меня, и ему нужен только мой титул».

Именно это она и заявит ему, когда он к ней придет. Она должна с самого начала дать ему это понять. Она будет уважать их соглашение, но не более того… не более того.

Внезапно ей пришло в голову, что она может попросту запереть дверь, а объяснится с ним завтра.

Хорошенько взвесив эту идею, она подошла к двери и, к своему удивлению, обнаружила, что замка нет. Имелась дверная ручка изящной работы, как и все прочее в доме, но ни ключа, ни щеколды, которую она могла бы задвинуть, не было. Значит, ей остается только ждать.

Эйлида прошла через комнату к креслу с высокой спинкой, обтянутому таким же шелком, из которого были сшиты занавеси на кровати.