Джулия Тиммон - Невеста по контракту

В это мгновение от желания соскочить с кровати, крепко обнять его и пообещать, что, если мы попробуем быть вместе не в шутку, а всерьез, я приложу все усилия, чтобы исцелить его, у меня немного мутнеет перед глазами. Я уже набираю полную грудь воздуха, когда понимаю, что, если бы я настолько понравилась ему, он бы сам сделал первый шаг, и мой безумный порыв сходит на нет.

Уползаю к противоположной спинке кровати и натягиваю на себя простыню до самого подбородка. Нейл уходит к двери, гасит свет, снимает брюки, ложится на матрас и произносит:

— Спокойной ночи, Сиара.

Его голос звучит нежно, но я слышу в нем издевательские нотки, даже жалость, будто знаю наверняка, что ему известно, о чем я думаю, и в душе он смеется надо мной. Чувство такое, что меня бросили за одну неделю второй раз и что оправиться от этого позора уж точно не получится.

— Сиара? — с легкой тревогой зовет Нейл.

Вздрагиваю.

— Что?

— Я пожелал тебе спокойной ночи. Ты не услышала?

— Гм… Наверное, нет. — Натянуто хихикаю. — Задумалась. И очень хочу спать. — Я солгала. В сон меня по-прежнему не клонит. — Спокойной ночи.

В комнате снова воцаряется тишина. Смотрю на окно, слабо освещенное уличным фонарем, и с отчаянием раздумываю: видимо, не суждено мне стать его избавительницей. И придется довольствоваться лишь ролью друга, с которым время от времени можно попить пивка. Точнее, кофе.

Погода резко испортилась. Небо затянули привычные в Англии мышино-серые тучи, то и дело накрапывает дождь, а прошлой ночью бушевала гроза.

Мы второй день в Суссексе. От прогулки по окрестностям из-за ненастья приходится отказаться, довольствоваться свежим воздухом остается лишь в минуты затишья и когда с неба не сыплет противная дождевая пыль.

Хорошо, что я прихватила с собой свитер. Увы, один-единственный, другой теплой одежды у меня нет. Вчера я поскользнулась в грязи за оградой и шлепнулась, поэтому вечером положила свитер в стиральную машину, и сегодня, когда все Барлоу, хозяин и его гость — давнишний приятель — собираются в саду, я, так как свитер еще влажноватый, вынуждена извиниться и пообещать, что присоединюсь к компании чуть позже.

Надо придумать, как побыстрее его высушить. Спускаюсь на кухню и обращаюсь к поварихе, кругленькой, невысокой говорливой женщине, которая, судя по рассказам, служит у Хэнка с незапамятных времен:

— Гвен, есть в доме обогреватель или теплая большая батарея? — Показываю ей свитер.

Гвен мгновенно смекает, что мне нужно.

— Теплые батареи летом есть только в ванных, но они изогнутые и тонкие. — Она качает головой. — Не подойдут. — А обогреватели по весне выбросили. К октябрю купят новые.

— По-видимому, мне придется весь день торчать в доме, — вздыхаю я.

Гвен живо взмахивает полной рукой.

— Глупости. Сейчас мы что-нибудь придумаем. — Она подбоченивается и обводит свое царство — просторную кухню — внимательным взглядом. — О!

Поворачиваюсь туда, куда смотрит она, и вижу сбоку буфета две длинные деревянные рейки. Гвен уверенным жестом берет обе, придвигает к плите табурет и кладет их на верхушки посудных полок, что висят на стене по обе стороны плиты.

— Очень мокрый? — деловито осведомляется она.

— Да нет, — отвечаю я, прикидывая, не опасно ли прибегать к столь хитроумным методам.

Гвен подходит ко мне и берет у меня свитер.

— Минут пятнадцать — и сможете спокойно его надеть.

— Думаете? — нерешительно спрашиваю я.

— Уверена, — отвечает Гвен, убирая с плиты большую кастрюлю и казанок и зажигая все конфорки. — Я сама не раз выходила из подобного положения именно так. — Вновь поднимается на табуретку и вешает свитер над огнем.

Я слежу за ней, гадая, не упадут ли рейки и не загорится ли моя бедная одежка. Гвен с невозмутимым видом спускается на пол.

— А что это за палки? — интересуюсь я.

— Феликс, садовник, занес их с заднего двора, когда неделю назад хлестал ливень, да так до сих пор и не забрал. Садитесь, выпейте чайку, — предлагает Гвен, кивая на стул у стола.

Мне нечем заняться — на тексте Браунинга здесь, в Англии, все никак не выходит сосредоточиться, — поэтому я с готовностью соглашаюсь, и уже через пару минут кухарка ставит передо мной чашку ароматного чая.

— А почему бы вам не попросить какую-нибудь куртку у миссис Хадсон?

— Миссис Хадсон? — не понимаю я.

Гвен смеется.

— Мирабель. Мы за глаза зовем ее только так. Конечно, она еще не Хадсон, но вот-вот ею станет.

Чуть сдвигаю брови, вспоминая фамилию Хэнка. Точно. Его зовут Генри Хадсон, но все обращаются к нему просто Хэнк, во всяком случае семейство Барлоу.

Лицо Гвен делается заговорщицки хитрым.

— Да-да, — шепчет она. — Представьте, старички твердо намерены оформить свой союз как подобает.

С улыбкой киваю, хотя настроение далеко не из лучших. Может, из-за дождя, а может, из-за того, что наши отношения с Нейлом теперь почти такие же, какими были до разговора в спальне.

— Да, я знаю. Они собираются устроить настоящую свадьбу.

— А вы? — многозначительно улыбаясь, спрашивает Гвен.

Ох уж эти мне любители посудачить! Ну какое, скажите на милость, дело слугам Хэнка, собирается ли внук Мирабель вступить в официальный брак?!

— Мы? — Секунду-другую раздумываю, что отвечать и надо ли осторожничать с Гвен. — Для нас главное — чувства. — Врать мне все сложнее и сложнее. Неужели я влюбляюсь в Нейла? За что мне столько испытаний?

Гвен смеется.

— Молодые в наши дни свободно живут и просто так. А старикам, даже таким современным и обеспеченным, как Хэнк, милее по старинке.

Киваю.

— Так почему бы вам не попросить что-нибудь теплое у Мирабель? — повторяет вопрос Гвен.

Я отрицательно качаю головой.

— Мне удобнее в своем.

Пятнадцать минут пролетают незаметно. Гвен пускается рассказывать, как семнадцатилетней девочкой выходила замуж она сама. Через год ее муж, военный летчик, погиб, но на печальном Гвен не акцентирует внимания и рассказывает о деревенском празднике, который закатили по случаю их бракосочетания родители, так весело и задорно, что я слушаю ее с превеликим удовольствием.

— Наверное, готово, — говорит она, поворачиваясь от раковины к плите с намерением снова забраться на табуретку, но я останавливаю ее.

— Спасибо, я сама.

Свитер и правда сухой. Вздыхаю с облегчением, берусь за резинку и тяну на себя, но свитер почти не сдвигается с места. Дергаю посильнее и слышу звук рвущихся ниток.

— Осторожнее! — восклицает Гвен, подскакивая к плите и выключая конфорки.

— Думать об осторожности, по-моему, поздно. — Я боясь представить, что сталось с моим свитером.

Гвен дергает меня за руку, я уступаю ей место на табурете, и она, хоть куда ниже меня ростом, мгновенно разбирается, что случилось.