Элен Алекс - Другая жизнь

В большой бинокль дедушка Ичи всю дорогу ясно видел все, что его интересовало. А еще он мысленно измерял каждый дюйм расстояния между своей драгоценной Камиллой и этим глубоко ему несимпатичным белокурым молодым человеком.

Но в машине с Алексом Мартином и Камиллой совершенно ничего не происходило. Оба они сидели прямо, почти не шевелились. За всю дорогу не вымолвили ни слова, а в сторону друг друга вообще так и не взглянули.

Когда к вечеру все машины въехали обратно в ворота особняка, переволновавшегося дедушку Ичи выносили из его машины чуть ли не на руках. И съемочная группа еще долго носила ему сердечные капли и тревожно спрашивала о здоровье.

Дедушка Ичи слабо махал рукой. Как будто бессильно говорил всем, мол, идите-ка вы все лучше куда подальше. Вместе с этим своим невыносимым и ужасным чертовым кино.

Когда же Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер просматривали отснятый материал, то выяснилось, что в некоторых местах в кадр попали кинокамеры. Ничего с этим уже было нельзя сделать, надо было все переснимать заново, но Эйб Робинсон и Люк Беррер и не подумали ничего переснимать. Они плюнули на это и оставили все, как есть. Они решили на этом деле сделать еще одну изюминку этого необычного фильма.

И много позже, когда фильм уже собирались выпускать в прокат, всевозможными большими комиссиями поначалу все это было отмечено как издевательство над зрительским вкусом, чувствами критиков и общественным мнением.

Но только, в конце концов, когда этот фильм действительно привлек внимание всех именно своей необычностью, кадры с кинокамерами тоже оказались очень кстати. И они так же, как и все остальные спорные моменты фильма, вызывали улыбки и снисходительное одобрение и у разборчивых зрителей, и у строгих критиков.

— Знаешь, — сказала мне в тот день Камилла, — все люди постоянно спрашивают друг у друга, что такое счастье. А счастье — это просто жизнь.

Так проходило это жаркое, непредсказуемое и неповторимое лето.

К концу июля Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер уже потихоньку ко мне привыкли. А Люк Беррер даже немного со мной подружился.

Эйб Робинсон постоянно был занят съемками фильма, Джефф Дармер и Джек Марлин были вовсю заняты своим бездельем. А Люк Беррер мог вполне уделить мне немного внимания и даже разрешить незаметно постоять рядом с ним во время съемок.

А еще к концу июля на съемки опять приехал неповторимый Даг Хауэр. Он уже успел за это время исколесить полмира, побывать во многих странах, встретиться с бесконечным множеством людей.

Он закончил съемки в тех двух фильмах, в которых снимался до этого, и начал сниматься в двух других фильмах. А сейчас он приехал довершить дела на киностудии братьев Тернеров, чтобы спокойно ринуться дальше в свою бескрайнюю, сложную и насыщенную жизнь.

Все люди мира могли подойти к нему достаточно близко, дотронуться до него и посмотреть в его глаза. И только лишь я одна не могла подойти к нему никогда.

Но ведь я и так знала, что он — солнце на моем небосклоне, и редко у кого в жизни было такое солнце вообще. И этого мне в моей загубленной жизни было вполне достаточно.

— Я видел, как ты на него смотришь, — сказал мне однажды Люк Беррер, — как ты к нему относишься?

— Это очень сложно объяснить, — сказала я.

— Объясни как можно проще, я постараюсь понять.

— Я хочу рассыпаться на тысячу мелких осколков, которые превратятся в звезды, и усыпать ими его путь. А он будет наступать на эти звезды и думать, что так и надо, так и должно быть.

Люк Беррер так громко присвистнул, что на нас оглянулись окружающие.

— Все в порядке, — сказала я Люку Берреру.

— С тобой действительно все в порядке? — не поверил он.

— Со мной действительно все в полном порядке, — заверила его я.

Судя по его настороженному взгляду, я поняла, что он совершенно мне не поверил.

— Слушай, — сказал Люк Беррер, — если тебе будет нужна какая-нибудь дружеская помощь, можешь всегда на меня рассчитывать.

— Спасибо, — сказала я.

Даг Хауэр выглядел еще более уставшим и постаревшим. Вся съемочная группа необычного фильма Эйба Робинсона с рабочим названием «Другая жизнь» боготворила его, ловила каждое слово и напряженно заглядывала ему в глаза, когда он молчал.

Даг Хауэр воспринимал все как должное, он был звезда, уставшая от внимания. До своей карьеры в кино он был плотником и садовником в Голландии.

— Представь, что он был бы сейчас каким-нибудь стеклодувом во Франции, — сказал мне Люк Беррер.

— Мир бы этого не перенес, — сказала я.

— Он из тех людей, которые постоянно уходят, — сказал Люк Беррер.

— Как солнце по небосклону, — сказала я.

— Я сделаю тебе много его фотографий, — сказал Люк Беррер, — быть может, это хоть сколько-нибудь скрасит твою печаль.

— Я заброшу эти фотографии в самый дальний и пыльный ящик моего письменного стола. Потому что моей печали это никак уже не поможет.

— А ты молодец, — сказал Люк Беррер, — я не смог бы держаться всю жизнь только за один вымысел, мне всегда нужна была голая реальность.

— Ты — оператор художественных фильмов, — улыбнулась я, — и ты будешь тут уверять меня, что тебе чужд вымысел?

Люк Беррер рассмеялся.

— Ты права, — сказал он, — мы все тут законченные романтики. Я хотел просто тебя поддержать, — серьезно сказал он мне.

Я опять ему улыбнулась.

— Хорошо, — сказала я, — можешь сделать мне пару его фотографий.

На следующий день снимали сцену между Камиллой и Дагом Хауэром. Камилла была невнимательна и рассеянна, Дагу Хауэру стало все это немного надоедать. Он не мог сам вытягивать эту сцену, он был не основным главным героем, он не мог тянуть одеяло на себя.

Дедушка Ичи нервно закурил сигарету, наблюдая за съемками.

— Вы же бросили курить тридцать лет назад, — напомнили дедушке Ичи Роландо и Цезаро, с удивлением косясь на его сигарету.

— Да что вы говорите? — не поверил им дедушка Ичи.

Даг Хауэр и Камилла сидели в больших креслах в гостиной особняка и разговаривали. Невероятный магнетизм Дага Хауэра заполнил всю гостиную.

Эту сцену нужно было взять целиком, крупный план Люк Беррер должен был снимать позже.

— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Камилле по тексту Даг Хауэр, — всем нам кажется, что мы будем жить вечно.

— А как же понятие о смерти? — спросила Камилла.

— Понятие о смерти нужно лишь для того, чтобы пугать им окружающих, — сказал Даг Хауэр.

Камилла не сдержалась и улыбнулась. Хотя по тексту Камилла должна была быть серьезна и грустна.

— Оставь, — махнул рукой Эйб Робинсон Люку Берреру.

Он имел в виду оставить все, как есть, но Люк Беррер не понял и выключил кинокамеру.