Ольга Клюкина - Визажистка

Старец согласился его купить. Но теперь снова сомневался, считая, что Вера сумеет с большей выгодой для себя продать его за границей. Он даже предлагал ей в этом плане свои услуги. Но Вере нужны были деньги быстро. Желательно — немедленно. Она торопилась, потому что чувствовала, как вокруг Александра сгущаются невидимые тучи. И она была единственным человеком на свете, который мог ему реально помочь, доказать, в конце концов, что все, что между ними было, — для нее вовсе не случайность и теперь ничто и никто не сможет ее испугать.

— Но как же… патриотизм? — спросила Вера, сразу же приходя от страха, что ничего не получится (и от коньяка, конечно), в сильное возбуждение. — Нет, я вовсе не собираюсь продавать рисунок за границу. Только вам, вам…

— Патриотизм? — переспросил Старче и ответил не сразу: — Как ты сказала? На эту тему я вот что тебе хочу рассказать. У меня сегодня была бессонница, и я в окно увидел, как один мой сосед рылся в мусорном баке. Фронтовик, бывший пехотинец. Думаешь, он пьяница? Ничего подобного. В дождливые дни, когда в подъезд заходит, ноги вытирает. Каким словом можно назвать то, что кто-то довел его до такой жизни? Нет, деточка, патриотом я считаю того, кто любит, жалеет человека, а все остальное — полная чушь, пустые слова, трескотня, которые я совсем не хочу понимать.

— Тогда вы меня должны пожалеть, — набралась храбрости Вера. — Потому что мне очень нужны деньги. И именно сейчас. Если вы купите у меня этот рисунок, я смогу спасти человека, одного дорогого мне человека… Вы же знаете, я долго думала, прежде чем пойти на это, но теперь даже это уже не имеет значения.

— Вот как? — высоко поднял брови Старче. — Что-то случилось? Ты должна мне все рассказать. Кстати, может быть, тебе удалось выяснить что-нибудь новое о владельце рисунка? Это было бы очень кстати.

Признаться, пока что Вера не узнала ничего нового, помимо того, что ей удалось по крупицам узнать от соседей по дому, особенно от Ивана Ивановича Вечкина. Он рассказал, что когда-то, еще до революции, в ее квартире жил некий Станислав Ильич Дорофеев, и этот человек много путешествовал, известно, что он неплохо рисовал, играл на трубе в городском парке и цирке. В тридцатые годы он тоже еще какое-то время служил в цирке, но уже убирал в звериных клетках, пока бесследно не исчез. Вероятно, в том же самом направлении, в каком в эти годы исчезали многие из «бывших». Известно, что в молодости Станислав Ильич бывал во Франции, Германии, Англии и вполне мог купить или получить от Матисса в подарок рисунок, стоимость которого оценивалась экспертами в кругленькую сумму.

Вера не сразу поняла, что пьянчужка Стасик был внуком Станислава Ильича Дорофеева и, если говорить по справедливости, законным владельцем рисунка Матисса.

Но с другой стороны, если бы не Антошка, рисунок бы все равно валялся сейчас на помойке вместе с кусками рваных обоев. Законные владельцы сокровища — люди, которые сумели его найти и сохранить. И еще Вера помнила слова, сказанные по какому-то поводу Старче: никогда не пытайся ставить себя на чужое место, если собираешься начать свой бизнес или сделать что-то серьезное для своего благополучия, пусть другие привыкают вставать на твое… Тем более теперь, после встречи с Александром и истории с пропавшими документами, Вера поневоле перестала вспоминать про Стасика, теперь как-то было не до него.

— Я хочу, чтобы ты мне рассказала все, что случилось, — более настойчиво повторил Старче, и в его голосе почувствовалась тревога. — Что-то произошло?

Вера задумалась: как рассказать ему про пропавшие документы, но при этом обойти стороной интимные моменты? Почему-то Вере не хотелось посвящать Старче в свою личную жизнь — слишком хрупкую и почти что нереальную. А говорить надо, да что там — необходимо. Ведь получалось, что весь этот клубок был как-то связан с отцом Александра, а если быть еще точнее — с Марком, родным племянником Свирского, и всем его окружением. Наверняка Старче знает многое из того, что сможет лучше прояснить картину, в том числе и об Александре. Только теперь Вера поняла, что должна Георгию Александровичу рассказать об Александре. Нужно только собраться с духом и найти точные, правильные слова, чтобы он все понял…

Неожиданно Вера услышала где-то совсем близко навязчивый, тонкий звук.

— Будильник, наверное, — пошевелился Старче. — Если тебе не трудно — встань, нажми на кнопку вон того, красненького.

Простой электронный будильник в пластмассовом корпусе в виде домика, из тех, что продаются чуть ли не на всех лотках, довольно странно смотрелся на полке в окружении своих величественных соседей — старинных, изумительной красоты, часов. Вообще-то Старче много чего коллекционировал, но, похоже, часы были его главной страстью.

В обширной коллекции Свирского Вере особенно нравились часы в виде старинного замка, с множеством окошечек, вьющимся по стенам плющом из какого-то желтого металла и маленьким флюгером на крыше, который сразу же начинал быстро-быстро вертеться от близкого дыхания.

Но сам Старче особенно ценил в своей коллекции загадочный механизм под стеклом, который совсем не был похож на часовой. Как выяснилось, эту штуковину в форме спирали с немалыми сложностями из-за границы с кем-то для «дяди Жоры» переслала Дина, и Старче называл ее настоящей машиной времени. Вера даже выучила, как трудную скороговорку, название часов: «Атмос Атлантис» от Жержер ле Культр. Эти часы получали энергию от незначительных колебаний атмосферы воздуха, заряжались от изменения температуры всего на один градус и потому могли годами идти без дополнительного завода. Георгий Александрович говорил, что человеку тоже надо этому учиться — получать энергию, казалось бы, из ничего, от самых маленьких внутренних событий и перемен, ибо это и есть мудрость.

— И все же почему-то я предпочитаю принимать таблетки по китайскому будильнику на батарейках, который ломается уже через месяц… — пробормотал Старче извиняющимся тоном. — Интересно, почему это? Наверное, из-за трусости, вечность меня страшит…

Вера еще раз посмотрела на будильник в красном пластиковом корпусе — на фоне дерева и бронзы благородных соседей по полке его цвет казался ядовитым и тревожным. И вдруг вспомнила — похожий противный писк она слышала в тот вечер дома у Александра, только тогда он мгновенно стих.

Но почему, спрашивается? Если бы в соседней комнате стоял такой же будильник на батарейках, он бы, наверное, долго пищал, так же как этот. До тех пор, пока кто-нибудь не нажал бы наконец на кнопку.

— Да прихлопни ты его скорее, а то он так и будет скулить, — начал нервничать Свирский, и Вера сделала то, что он просил. Но по-прежнему пыталась понять, что сейчас так ее взволновало, и даже слегка зажмурилась от напряжения.