Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

— Скорее, это я ехала к её Кириллу, — одними уголками губ улыбнулась Марья, и, несмотря на все её старания скрыть свои чувства, в глазах у нее промелькнула боль. — Грязнова сказала правду, устав от всех проблем, Кирюшка сбежал из Москвы, хотя ему оставалось всего каких-то три месяца до диплома.

— Я чего не могу понять, — качнув тёмными короткими кудряшками, Марина нахмурилась и посмотрела Марье в лицо, — ты говоришь, что он любит другую женщину, отчего же тогда он не разведётся с тобой и не женится на ней? Он что, до сих пор так боится своего отца? Или ему нравится сам процесс?

— Это сложно объяснить, а ещё сложнее понять: я люблю его больше всего на свете, даже больше собственной жизни. Вот и всё. Он хотел уйти к ней, но я не дала. — Марья опустила глаза и ковырнула вилкой в тарелке. — Убедив Шелестову, что я жду от него ребёнка, я спровоцировала их ссору, и Любка выгнала его вон.

— Зачем ты это сделала? Рано или поздно твой обман всё равно раскроется. Неужели ты веришь, что таким образом можешь вернуть его любовь? — потрясённая до глубины души, Марина сжала ладони в кулачки и, прижав их к груди, с сочувствием посмотрела на Марью.

— Вернуть можно только то, что когда-нибудь принадлежало тебе, а любовь Кирилла никогда не была моей. — Марья, еще ниже наклонив голову, с усилием сдерживала слёзы.

— Так эта женщина здесь?

— Нет. Когда мы приехали, оказалось, что Кряжин Кирилл Савельевич только приписан к морской базе 6215, а на самом деле служит личным переводчиком у какой-то шишки, у него же неоконченное высшее, — пояснила она. — В августе шестьдесят шестого Кирюши на базе уже не было. Я не знаю, правда это или нет, но поговаривали, будто его в составе какой-то специальной группы отправили чуть ли не в Африку. Хотя какая разница, куда, главное, что мы обе приехали напрасно. Не долго думая, Любка развернулась и уехала обратно в Москву, а я осталась.

— А за эти три года… — Боясь сделать подруге больно, Марина осеклась, но Марья поняла её вопрос и без слов.

— Нет. За всё это время я ни разу не видела Кирилла, даже издали. Несколько раз я пыталась с ним встретиться, даже ходила к его командованию, но он не захотел меня видеть.

— К командованию? Вот, значит, откуда Грязновой известна твоя эпопея, — тут же встрепенулась Марина. — На 6215 служит брат её мужа. Ты же понимаешь, город не очень большой…

— Да наплевать мне на эту Грязнову, пусть тешится, теперь мне уже всё равно, — с отчаянием выговорила Марья и вдруг неожиданно всхлипнула, и лицо её, сморщившись, стало похоже на высушенное яблоко. — Кирилл решился на развод. Если он уйдёт, мне дальше жить незачем.

— Нет, что ни говори, а Кряжин — самый настоящий лапоть. Тоже мне, нашёлся принципиальный, попёр на рожон. Молчал бы, посапывал в две дырочки, глядишь, за умного сошёл бы. — Пожав плечами, Елисеев развернул зелёную суконную скатерть и, разложив её на столе, бережно разгладил материю ладонями. — Слышь, Краюхин! Это ж надо на свет таким олухом уродиться, чтобы самому себе могилу рыть! — Он поставил на середину стола графин с водой и два стакана, отошёл на шаг и критически осмотрел получившийся натюрморт. Красный уголок уже подготовили к сегодняшнему комсомольскому собранию, но не мешало навести дополнительный лоск. — Ты прикинь: тут корячься не корячься, выше старшины всё равно не прыгнешь, а этому дуроплясу всё само в руки так и катится. И где справедливость, я тебя спрашиваю, или правда, в жизни везёт только дуракам?

Слегка шевельнув правым плечом, Краюхин незаметно покосился на свой погон, где на тёмном фоне казённой материи были выведены едва заметные желтоватые буквы «БФ» и, переведя завистливый взгляд на форму Елисеева, досадливо сглотнул. И в самом деле, затёртые простенькие буковки не шли ни в какое сравнение с двумя рельефными, отливающими золотом поперечными полосами на погонах старшины второй статьи. Переливаясь в искусственном свете ламп, парадные полосы играли всеми цветами радуги и, наглядно демонстрируя неоспоримое превосходство своего хозяина, рождали в голове матроса Краюхина разнообразные крамольные мысли, высказать которые вслух он не решился бы, пожалуй, ни за какие блага мира.

Конечно, салаге на первом году службы своего мнения иметь не полагалось, к тому же по уставу единственно верной может быть только точка зрения командира, но даже парадные полосы старшины второй статьи Елисеева блёкли и тускнели перед двумя золотыми мичманскими звёздами на погонах Кряжина. К тому же, как ни поверни, звание мичмана несло на себе печать аристократизма, причисляя своего обладателя пусть к младшему, но всё же офицерскому составу, а поперечные полоски старшины заставляли висеть Елисеева в воздухе, поскольку над простым матросом он возвышался на голову, а до офицерской элиты не дотягивался на целых две. И если учесть, что срок службы обоих военных моряков был абсолютно одинаковым, то догадаться, кто из них двоих на самом деле деревенский лапоть и дуропляс, матросу Краюхину было совсем несложно.

Боясь, что недозволительные мысли могут отразиться на его лице, Василий согнул спину колесом и принялся с удвоенным усердием полировать лежащий на коленях застеклённый портрет Генерального Секретаря со звездой Героя на груди. Краюхин склонился к самой рамке, жарко дыхнул на стекло и, быстро закрутив суконкой по часовой стрелке, почти запрыгал на скамье. Обсуждать старшего по званию было не положено, и, несмотря на то, что Елисеев разговаривал с ним запанибрата, знать его настоящих мыслей Василий не мог, а значит, учитывая, что возможна провокация, должен быть начеку и отвечать так, чтобы его слова не обернулись против него самого.

— Я говорю, и дёрнуло же парня за язык сказать, что он собирается подавать на развод. Дослужил бы себе тихо, тем паче, что остался-то всего год с небольшим, а потом и разводился себе на здоровье. Наверное, допекла она его до ручки, не иначе. — Передвинув графин со стаканами на край стола, Павел Аркадьевич снова отошёл в сторону и удовлетворённо кивнул, довольный результатом. — Это ж надо такому быть — Кряжин удрал от неё чуть ли не на полюс, а эта Маша с Уралмаша за ним следом притащилась. Ты думаешь, она его любит или так?.. — Елисеев, неопределённо покрутив в воздухе рукой, повернул голову и вопросительно посмотрел на согнувшегося в три погибели Краюхина.

— Не могу знать, товарищ старшина второй статьи! — Вскочив на ноги, Краюхин крепко прижал рамку к себе и, вытянувшись во весь рост, с готовностью ожидая приказаний командира, замер на месте.

— Ты не очень-то скачи, а то стекло разобьёшь ненароком. — При взгляде в кристально-чистые глаза Василия Павел Аркадьевич почувствовал, как внутри его поднимается волна негодования: вот ведь, салажонок, скользкий, как уж, ни с какого бока не ухватишь. К нему обращаешься по-человечески, а он от устава — ни на шаг. Ладно… — А что же ты, Краюхин, по лицу Генерального Секретаря, Героя Советского Союза, грязной тряпкой возишь? Что, на гауптвахте давно не был? Так это мы сейчас мигом организуем. — Мстительно прищурившись, Елисеев с нескрываемым удовольствием смотрел на побледневшее лицо первогодка.