Марина Юденич - Доля ангелов

Но — вот еще один непреложный закон сновидений! — полное отсутствие логики.

Логика — религия реальности.

Сны — алогичны.

Начинаю с того, чему, казалось бы, никак не время теперь.

— Доля ангелов. Знаешь, что это такое?

— Конечно. Напрашивается сравнение, да?

— Вот именно. Наши души, они с годами ведь тоже…

— Отдают свою часть. Дыхание. Долю.

— И крепчают.

— Верно. Однако не все.

— Как коньяк. Забродивший, к примеру, прогорклый…

— И даже прокисший, прогнивший, отравленный, смертельно опасный.

— Дело в бочке?

— И в ней. Но по большей части в виноделе и винограде. А еще — в окружении: солнце, дожде, ветрах. И в самой отчуждаемой доле.

— Кому — она?

— Не так категорично, девочка. Она — по определению — обоим. Одному и другому. Вопрос — кому придется по вкусу? Они избирательны. И придирчивы, не хуже ваших виноделов.

— Ваших?

— Надеюсь.

— Спасибо.

— Погоди. Это еще не так близко. Мне бы надо сказать: уходи. И вообще — не стоило бы тебе приходить сюда. Между прочим, ты снова пошла за ним, а ведь хочешь, чтобы все изменилось.

— Хочу. Но уже не уйду. Мне кажется…

— Кажется… Тебе вообще слишком долго многое казалось. Но теперь уходить действительно нельзя. Теперь — иди. Только не бойся. Ничего не бойся. Тогда — возможно…

— Что возможно?

— Ваши виноделы…

— Ты полагаешь, это возможно снять? — снова я не о том, хотя главное где-то рядом…

— Долю ангелов? Смотря что иметь в виду. Бестелесное дыхание вечности — вряд ли.

— Но что?

— Он поймет. Если ты сегодня не струсишь.

И все.

Ухожу. Погружаюсь в забвение.

А сон обрывается так же внезапно и совсем не понятно, как пришел.

Ничего вокруг и никого — рядом.

Одиночество в прохладном пространстве королевской опочивальни, немного пыльном, пронизанном слабым ароматом горьких трав.

Просыпаюсь не вдруг, не сразу, как если бы по звонку будильника или телефона, но что-то извне настоятельно требует этого.

Диктует: проснись!

И я открываю глаза.

Как странно.

Красиво, немного страшно, но завораживает: в полумраке спальни мечутся всполохи рубиново-красного и густо-сиреневого света, будто кто-то невидимый — и незнамо зачем — сигналит издалека, играет светом, создавая одному ему известные знаки и символы.

С минуту лежу, наслаждаясь таинственным видением, слегка обескуражена, но не очень испугана.

Скорее — заинтригована.

Потом вспоминаю: меня ведь предупредили об этом дважды — «Фестиваль света», лазерное шоу. Правда, вроде бы не сегодня, на днях. Но возможно — репетиция.

Распахнутое настежь окно-витраж все расставляет по местам.

Уходит таинственное рубиновое мерцание, растворяются лиловые отголоски — темно, однако ж хорошо различим на другом конце опушки, метрах в семистах по диагонали, торжественный замок.

Там-то и разыгрывается удивительный спектакль: десятки лазерных лучей создают замысловатые узоры на белых стенах. Магический синий свет пронзает черное небо.

Музыки не слышно, надо думать, репетируют пока без нее, но так — по мне — даже лучше.

Тишина.

Стрекочут кузнечики.

Ночь.

На моих часах — 23.45.

Что ж, самое время отправиться в путь дорогой Антона, той, что звала и страшила его одновременно.

Пройти — да, я помню — и, главное, не струсить.

Как в сказке.

Могло бы казаться забавным, но мне действительно не по себе.

Тяжелая дверь опочивальни подается легко — кровавая Екатерина, наверное, тоже любила бродить ночами. Ей было необходимо — враги, заговорщики, опять же яды. Воздать каждому по делам. Ночами, конечно, ночами. Притом — бесшумно. Потому и легка массивная дверь. Смазаны петли.

Узкий коридор, конечно, пуст, но не темен: дорожка из свечей, расставленных прямо на полу, — выходит, не только лестницу ночами здесь украшают гирляндами живого света — указывает дорогу.

Причудливые тени трепещут на древних сводах…

Конец коридора, и там наконец мерцающая лестница-отгадка — рядом: он совсем невелик, этот простенький замок, задуманный всего-то для охотничьих утех.

А может, напротив, — престранно порой шутит вечность — как центр мироздания, единственное, потому неприметное звено, связующее миры?

Лестница.

«С нами Бог, с нами крестная сила!» — разумеется, про себя.

В гробовой тишине спящего замка осторожно ступаю на первую ступень — и… не испытываю ничего, только слабое удивление: бархатной полоски, отделявшей приватную территорию, больше нет.

Впрочем, и это объяснимо — загадочная хозяйка Вирджиния Саби, возможно, как раз теперь дома.

Хороша буду я — с ночным визитом: «Permettez-moi de me presenter, madame… Probablement, vous etiez la maîtresse de mon mari» [13] Позвольте представиться, мадам… Возможно, вы были любовницей моего мужа ( фр. ). .

Но отступать некуда.

Вторая ступень, третья, четвертая — все без изменений.

Странно, у Антона их было всего семь — выходит, аллегорически? Вверх ведут куда больше ступеней.

Седьмая — и словно удар хлыста, — хотя на деле всего лишь легкий сквознячок.

«Может, там наверху… или внизу отворилась какая-то дверь. Едва заметно вздрогнуло крохотное пламя. Тень стремительно метнулась по стене. Будто кто-то, пытаясь обогнать меня, прыгнул вверх. Пусть бежит, смешной дурачок. Я иду в обратном направлении».

Да, да, я помню, все именно так и очень похоже на самом деле.

Перевожу дыхание и быстро — поскольку логику его прогрессии я, кажется, постигла — пробегаю следующие семь ступеней.

Замираю на четырнадцатой.

«Определенно — впереди открытая дверь. Или окно. Ощутимо тянет сырой прохладой. Нервно трепещет пламя свечи. Причудливая тень, кривляясь, ползет по стене, дразнит, зовет. Напрасно. Я знаю дорогу».

Стало быть, их сорок девять?

А дальше?

Не думать и не бояться.

В доме — позади меня, вокруг и, главное, наверху — по-прежнему тишина.

Следующие семь.

Дышать уже тяжело.

И сердце тяжело ухает в груди. Так, впрочем, лучше, когда кромешный ужас — оно застывает.

«Дуновение ветра. Бодрящего. Свежего. Странно — такие обычно веют в поднебесье. Свеча дрожит испуганно, танцует тень на шершавой стене. Сгущается, образуя силуэт. Вроде знакомый. Не отвлекаться! Я должен идти».

Никакого силуэта.

Но я тоже должна.

Двадцать восьмая ступень.

«Все внезапно стихает. Но становится прохладней. Что там внизу — дверь, ведущая в парк? Любопытно. Свеча горит ровно. На стене теперь никакой свистопляски. Моя собственная тень».

Все так поначалу.

А потом…

Все происходит иначе, совсем иначе, и сердце уже не трепещет, не рвется наружу, загнанное бешеным подъемом.

Оно застывает.

Потому что сзади, вернее, снизу, у меня за спиной, отчетливо слышу чьи-то аккуратные шаги.