Наталия Экономцева - Точка Женщины

— Почему-то я так и подумала… Ты похож на человека из космоса.

— При чем тут космос?

— Вокруг тебя космос — пустота, в которую ты никого не пускаешь.

Он чувствует, что краснеет. Почему она решила, что может понять, на кого он похож и что его окружает?!

— Чушь! — говорит он, отмечая про себя, что начинает сердиться. — Я бы очень рад кого-нибудь впустить, но рядом нет никого стоящего!

— Да что ты? — Она произносит это медленно и очень язвительно. — Ну-ка глотни коньячку и вспомни, когда последний раз тебе кто-нибудь нравился.

— Женщина?

— Ну, это уж я не знаю! Мужчины, женщины, дети, — это ты мне расскажи. Хотя бы кто-нибудь, кто тебе запомнился.

Она поднимает ступни на сиденье и кладет подбородок на колени. И в этой ее позе столько хрупкости, что он нутром ощущает: надави на нее чуть сильнее, чем нужно, она сломается и улетит. Только вот он ни за что не решится на нее давить.

— Так что же? — Она обхватывает колени руками и смотрит прямо на него. И вот тогда-то он понимает, что вся ее легкость и уязвимость обманчива. Когда Тата сидит вот так, обхватив руками колени, ее невозможно ни сломать, ни сдвинуть с места, если она того не пожелает. Невесомое, легкое перышко, которое летит только туда, куда само пожелает. Такое странное и такое притягательное.

Пожалуйста, помоги мне. Я знаю все на свете, у меня дома в стеклянных шкафах расставлено несколько тысяч книг, и я прочитал их все, а некоторые сам перевел. Но все они — просто безжизненные тяжелые слова по сравнению с тобой. Всех женщин, которые мне нравились, можно пересчитать по пальцам одной руки, и никто из них не сравнится с твоим мизинцем. Все это вихрем проносится у него в голове одновременно с очень яркой картинкой: запрокинув голову, Тата хохочет над этой напыщенной болтовней. Но ведь надо же назвать хоть кого-то?

— Вообще-то в последний раз это было совсем недавно… — говорит он. — Но ничего особенного — она просто была симпатичной.

— Кто?

— Женщина, которая ехала вместе со мной в лифте.

— Какая она?

— Она… мягкая, — отвечает Антон, с удивлением осознавая, что их разговор превратился в форменный допрос, а он даже не успел заметить, как это случилось. — Очень была красивая, но вроде бы чем-то сильно расстроена…

— И что ты сделал?

— Я спросил, на какой ей этаж, и нажал на кнопку, вот что я сделал.

— И все?

— Все.

— Понятно, — заявляет она, подводя итог и давая понять, что итог этот совсем не утешительный, — значит, не подпустил ее даже близко к своей пустоте. А ведь у тебя может не быть второго шанса!

— Да у меня и первого-то не было!

— Кто знает. — Она задумчиво смотрит в окно. — А чем ты вообще занимаешься?

— Я переводчик, — степенно произносит он, и неторопливая основательность этого слова, как всегда, действует на него успокаивающе. — Да, пусть у меня в жизни случается не так много приключений, но после меня останутся те книги, которые я перевел. А когда есть время, я читаю…

— Тогда уж лучше писал бы сам, — только и говорит Тата, встряхнув головой, и в первый момент он теряется, но потом возмущенно возражает:

— Думаешь, это так просто — взять и писать самому?! Как будто для этого не нужно сначала понять нечто очень важное и только потом уже рассказывать это остальным…

— Мне кажется, что тебе самому нужна муза. — Она говорит это совершенно беспристрастным, профессиональным тоном, как врач сказал бы, что вам не помешает делать зарядку по утрам и вообще больше двигаться и меньше есть.

— Да? — ледяным тоном отзывается Антон. — И что же ты будешь делать? Станешь спать со мной, а потом бросишь? Чтобы разбитое сердце подсказало мне пару тем для романа?

— Какой смысл спать с тобой, если ты никого не пускаешь в свой космос? — устало спрашивает она, отворачивается к окну и продолжает, глядя в сторону: — Неужели ты не понимаешь, что все намного сложнее? Но если тебе этого очень не хватает, а я вижу, что так оно и есть, то могу и спать. Мне это несложно.

— Несложно?! Да ты что, издеваешься надо мной?! — орет Антон, и женщина, сидящая по ту сторону прохода, испуганно вздрагивает, а пассажиры с передних сидений недовольно оборачиваются.

— Я не издеваюсь. Я просто хочу помочь, — еле слышно отвечает она.

— Да? И что же ты можешь мне предложить? Что ты хочешь изменить в моей жизни?

— Вопрос в том, что ты хочешь изменить. Я могу помочь тебе, но понять, что тебе нужно, и принять решение ты должен сам. Никто это не сможет сделать за тебя. Я думаю, чтобы писать книги, надо жить своей жизнью, а у тебя-то ее как раз и нет.

— Да что ты?

— Ага.

Она опять произносит это свое «ага» совершенно бесстрастным голосом. Как будто можно вот так, бездумно выносить приговор незнакомому человеку. Антон чувствует, что внутри у него закипает возмущение — совершенно сумасшедшая девица! Может, она сбежала из психушки? Может, в Москве ее давно разыскивают, чтобы вернуть в палату? И в то же время где-то в глубине души он понимает, что она права, что он действительно живет в космосе, и именно поэтому он так возмущен. Пожалуйста, помоги мне… Не знаю почему, но я чувствую, что ты одна могла бы заполнить этот космос, протяни мне руку, и я никогда больше не отпущу тебя. Пожалуйста, помоги мне, потому что сам я никогда не решусь…

Он молчит. Он никогда не сможет произнести этого вслух. Ее легкая ладонь ложится ему на локоть, и он опять вздрагивает.

— Не торопись, подумай. Ведь если ты согласишься, твоя жизнь изменится навсегда. И я не знаю, легко ли тебе будет справиться со всем этим…

— А ты всегда предупреждаешь человека, прежде чем начать свой «проект»? — ехидно осведомляется Антон.

— Нет, очень редко. На самом деле, это всего лишь во второй раз.

— И чем обязан такой честью?

— Только себе самому. Мне не хочется делать тебе слишком больно. Дело в том, что… Ты мне понравился, — просто говорит она.

— Вот спасибо, — отвечает Антон, и, хотя он пытается, чтобы эти слова прозвучали как можно ироничнее, его голос предательски дрожит. — Я подумаю.

— Подумай. Только не очень долго. Кто знает, что случится с нами в следующую минуту…

И как только своим бархатным голосом Тата выговаривает слово «минута», самолет как будто проваливается в бездонную яму. Он очень резко идет вниз, так что пассажиров встряхивает в креслах. Может, более внимательные заметили что-то странное и раньше, но для Антона это произошло именно так: резкий прыжок в яму. И тут же все вокруг перестают разговаривать, а потом тихое жужжание салона наполняется нервными возгласами. Самолет как будто выравнивается, но в следующее мгновение проваливается снова. И тогда тот факт, что, в сущности, у них под ногами километры прозрачного воздуха, становится до ужаса очевидным. Табло «Пристегните ремни» загорается ярко-красным. И на фоне шума и всеобщих резких движений очень странно звучит бесстрастное сообщение по громкой связи.