Елена Янге - Предсказание по таблетке

Дмитрий Павлович с тревогой посмотрел на меня и продолжил:

— Если вы не возражаете, я бы хотел вас пригласить в другой ресторан. По названию он менее экзотичен, но там можно выпить хорошего французского вина и спокойно поговорить.

— С удовольствием! — согласилась я.

Мы вышли на Покровку и двинулись по направлению к бульвару.

«Похоже, я его озадачила. И как это меня занесло? Такого старика — и в «Дрова»! Одно дело мы с Нютой, другое — почтенный Дмитрий Павлович».

Размышляя на эту тему, я украдкой поглядывала на моего кавалера.

«Знал бы он, что другого ресторана я предложить не могу. И дело тут не в деньгах! Олег Александрович по ресторанам меня не водил, другие — тем более. «Дрова» — единственный ресторан, который я знаю. Мы с Нютой открыли его для себя год назад, и то случайно. Оказалось, здесь — «шведский стол», поэтому за триста пятьдесят рублей можно плотно и сытно пообедать. После зарплаты мы приходим сюда и пируем. Этими обедами дорожу и я, и Нюта. Мы никого с собой не берем, и за обедом, не спеша, обсуждаем наши проблемы. А обсудить есть что: во-первых, литературу; во-вторых, новый сценарий «капустника»; в-третьих, Нютиного мужа: он — жуткая сволочь и не только бросил ее с маленькими Тимошкой и Антошкой, но еще и бегает от уплаты алиментов.

— Как вам нравится дворец Апраксиных? — неожиданно спросил Дмитрий Павлович.

— Дворец Апраксиных? — переспросила я. — Глядя на него, мне становится грустно.

— Что так?

— Кажется, я знаю его двести лет. Помню детство, молодость, зрелость. Знаю, как был он красив, благороден. А теперь… теперь он — стар и беспомощен. Его стены полиняли и обветшали, великолепные колонны стали как будто ниже, пышная лепнина облупилась, крупные наличники покрылись выбоинами. Он как будто и есть, а как будто и нет.

— Так я и думал, вы — хороший литератор! Вы, голубушка, видите то, что скрывается за текстом, — задумчиво проговорил Дмитрий Павлович.

— Как будто он есть, и как будто его нет, — повторил он мою последнюю фразу.

Мы стояли около дворца и с грустью смотрели на мокрые от снега стены. Машины, проезжавшие по Покровке, обдавали нас волнами выхлопных газов; под ноги летела грязь; нас толкали прохожие, спешащие к новогодним столам, а мы, два одиноких и затерявшихся человека, смотрели на старую городскую усадьбу восемнадцатого века.

— Просто удивительно, что я вас встретил! — Дмитрий Павлович оторвался от размышлений и сжал мой локоть. — День начался как всегда. Хмурое зимнее утро, кофе, газеты, прогулка… И вот тебе сюрприз! На заснеженном тротуаре стоит очаровательная молодая женщина, снежинки медленно садятся ей на лицо, а она, не замечая их, думает о чем-то своем. Она не бегает по магазинам, не сидит в парикмахерской, не стоит около плиты, она, видите ли, размышляет!

Дмитрий Павлович ласково посмотрел в мою сторону и торопливо добавил:

— Только не сочтите меня ретроградом, милейшая Маргарита Владимировна! Я не хочу сказать ничего плохого в адрес других женщин. Их действия в преддверии праздника вполне понятны. Но… как бы это объяснить?

Он потер переносицу и задумался.

— Нашел! — обрадовался он. — Нашел правильное выражение! Потеряна некоторая романтичность, некоторая тайна, если хотите. Все — напоказ, все — наружу; всегда бегом, все — наскоро! Даже на прощание говорят не «до свидания», а короткое — «пока»! Что за жизнь! Такое впечатление, что люди боятся чего-то не успеть!

— Или пропустить, — добавила я.

— Совершенно верно, всюду успеть! Но так не бывает! Может быть, я брюзжу по-стариковски, но добиться успеха, суетясь, невозможно!

Он посторонился, пропуская спешащую женщину. Затем посмотрел на верхние окна дворца и продолжил:

— Взять, например, этот дворец. В свое время его называли — дом-комод. Кто-то думает — язвительное прозвище, а я считаю — почетное. И граф Апраксин, и князь Трубецкой были людьми основательными, поэтому и дворец строили фундаментально, не торопясь. А впрочем…

— А впрочем, спешка была всегда: и сто лет назад, и двести.

Мое замечание, по-видимому, озадачило Дмитрия Павловича, и он, предложив руку, в задумчивости двинулся по направлению к бульвару. Я шла рядом и продолжала размышлять:

«Почему с этим стариком мне так покойно? Шла бы с ним и шла: по улицам, бульварам, паркам. Временами останавливалась бы, слушала его старомодные рассуждения, вставляла бы свое замечание. А можно и не говорить, просто идти и молчать. Может быть, мы подходим другу?»

Я искоса посмотрела на Дмитрия Павловича. Он шел с таким достоинством, что прохожие почтительно уступали ему путь и оглядывались вслед.

«Как удивительно к нему подходит слово — «порода»! И дело даже не в том, что он высок, статен. В нем есть самоуважение! Он не может быть смешным. Почему? Наверное, потому, что уважает себя. Редкое в наше время качество! А я? Уважаю ли себя я?»

Мы дошли до Покровских ворот и повернули на Чистопрудный бульвар. И продолжала копаться в себе и практически ничего не замечала. У меня был спутник: большой, надежный и неторопливый.

«Уважаю ли себя я? Нелепый вопрос! А почему, собственно говоря, нелепый? Каждый из нас, так или иначе, пытается себя оценить».

— Вот мы и пришли!

Дмитрий Павлович остановился, и я, поскользнувшись, уткнулась в его шубу.

— Осторожно, голубушка! Только нам и не хватало, как упасть перед дверьми ресторана.

Мои мысли вздрогнули и спрятались по своим уголкам.

— Здесь мы и пообедаем. Думаю, этот маленький ресторанчик вам понравится.

Еще пребывая в состоянии некоторой задумчивости, я вступила в вестибюль. Первое, что бросилось мне в глаза, — это пол. На одинаковом расстоянии друг от друга располагались прозрачные резервуары, набитые винными пробками. Резервуары были вделаны в пол и подсвечивались.

Дмитрий Павлович повернулся к швейцару и любезно ему кивнул. Маленький гардеробщик вынырнул из-за своей стойки и проворно принял наши шубы.

— Видимо, в ресторане — временное затишье, — окинув взглядом полупустой зал, заметил Дмитрий Павлович. — Все готовятся к празднованию.

Мы сели за стол около большого окна, и я с интересом осмотрелась. Высокие потолки, бар, большой аквариум, по стенам — тяжелые портьеры, арки из красного дерева. Перед баром — оркестровая площадка, рояль, старенький контрабас…

— Я здесь часто обедаю, — сказал Дмитрий Павлович. — Сижу за этим столом, смотрю на бульвар, и мне кажется, я — в Париже. Это ощущение особенно ярко летом. Пыльная зелень бульвара, влюбленные парочки, легкий смог над городом.

Он перевел на меня взгляд и спросил:

— Вы были в Париже?

— Нет.

— Вам бы понравился этот город площадей, парков, узеньких улочек, старинных домов и дворцов. И в каждом уголке живет тайна. Наверное, поэтому Париж — так загадочен.