Ольга Кирсанова - Венера из Антальи

С этим нельзя было не согласиться. За спиной у меня уже шептались другие туристы-соотечественники. У них имелась иная версия, с политическим уклоном.

— Это все курды. Они туркам пакостят, как могут, хотят туристический бизнес подорвать.

Я понял, что выслушивать подобные бредни можно, но толку от этого не будет. Надо жить своим умом. Курды и охотники за шедеврами вряд ли стали бы подбрасывать Венеру в Юлин гроб. С моего места отлично просматривался купол зала, исполненного в канонах традиционной местной архитектуры.

— Ну, конечно, — чуть было не вырвалось у меня, — световой люк в центре свода, альпинистский шнур, найденный сестрой в нашем с Юлей номере в захолустном отеле. Они сложились, как половинки разорванной пополам банкноты. Похититель спустился по шнуру, продолжая висеть, забрал скульптуру и выбрался тем же путем на крышу. Потом шнур с моей барсеткой полиция должна была обнаружить в нашем номере. Я вполне подходил на роль скалолаза-высотника, во всяком случае, в это могла поверить полиция. Но я-то твердо знал, что ночь провел в отеле. У меня в голове не укладывалось, что Юля могла не только незамеченной уйти с балкона и потом вернуться, она не стала бы спускаться с десятиметровой высоты по альпинистскому шнуру даже под угрозой смерти. Если бы ее спустили насильно, она бы визжала от страха, как резаная, еще похлеще их хваленой сигнализации.

Предстояло выяснить еще одно обстоятельство. Если постамент, на котором возвышалась скульптура, стоял точно под световым люком, то картина похищения была верной. Если же в стороне, то похитителю пришлось бы раскачиваться, как маятнику. И мне следовало подумать о другом сценарии кражи.

Я дождался, когда часть любопытных схлынет — отходил их экскурсионный автобус — и пробился вплотную к полицейской ленточке, которой был перегорожен вход в зал. Все совпало! Пустой постамент в обрамлении бархатного шнура на латунных тумбах находился точно под световым люком. Я смотрел вверх, как зачарованный. И тут краем глаза заметил движение в зале. Полицейские, сгрудившиеся возле столика, на котором были разложены пластиковые пакеты и бумаги, разошлись. И один из них, чего и следовало ожидать, оказался тем самым усатым инспектором, приезжавшим поздним вечером для осмотра гроба и наших номеров.

В его взгляде читалась та же самая мысль, что всплыла и в моем мозгу: «Преступника всегда тянет на место преступления!» Не знаю, так ли это на самом деле, поскольку большего преступления, чем нарушить правила дорожного движения, я в жизни не совершал. Инспектор после секундного размышления решительно двинулся ко мне. Нервы у меня сдали, ответа на самый элементарный вопрос: «А что это вы тут делаете?» — у меня не было. Я отступил, новая партия любопытных тут же облепила полицейскую ленту. Первый раз в жизни я бежал по музею.

Оказавшись на улице, принялся проклинать себя за идиотское любопытство, проявленное так некстати. Неподалеку от огромных туристических автобусов стайкой букашек расположились такси.

— В Сид, — выдохнул я, прыгнув на заднее сиденье.

— Нет проблем, — жизнерадостный таксист развернулся на пятачке.

Через заднее стекло я увидел показавшегося на музейном крыльце усатого инспектора. Но, кажется, на мое такси, уже успевшее вырулить со стоянки, он особого внимания не обратил, высматривал меня в толпе туристов.

— Ну что, видели, как кто-то ловко украл Венеру? — поинтересовался «извозчик».

— Меня больше занимает мраморная скульптура позднеэллинистического периода, — отстраненно ответил я и попросил: — Если можно, включите музыку.

Это тоже было опрометчивым шагом. Широкая улыбка озарила лицо турка.

— Обычно европейцы не любят наши мелодии. — Он покрутил ручку настройки, и салон наполнила заунывная мелодия.

Звуки тянулись такими густыми, что, казалось, застревали в ушах на манер пробок. Я небольшой любитель даже хорошей европейской музыки, на концерты хожу от случая к случаю, не то что моя сестра. А в восточных мелодиях не разбираюсь вовсе. Однако чтобы не показаться неучтивым, произнес расплывчатое:

— Любопытно.

— Это лучшая музыкальная радиостанция, — с гордостью добавил таксист и стал негромко подпевать.

К отелю в Сиде я прибыл с гудящей головой. В мозгах крутилась та самая турецкая мелодия. Сестра с Юлей по моим расчетам уже должны были вернуться в отель, но портье сказал, что ключи от номеров у него. Оставалась слабая надежда, что мои женщины на пляже.

Так оно и оказалось, но, честно говоря, картина меня впечатлила.

Наверное, нет ничего хуже, чем оказаться в мокром, облепившем фигуру платье на виду заинтересованной публики. Мужчины рассматривают твою фигуру с бесстыдным любопытством, женщины осуждающе перешептываются, невоспитанные подростки показывают на тебя пальцами, обсуждая особенности телосложения по частям и в целом…

Именно в такой роли предстали я и Круглова на причале у прокатной станции. Приключение у прибрежных скал закончилось относительно благополучно. Те самые симпатичные яхтсмены, на которых я обратила внимание по пути из поселка, проявили гуманизм и сострадание — подняли нас вместе с полуразбитым скутером на борт и доставили к пирсу отеля. Яхтсмены, оказавшиеся то ли голландцами, то ли датчанами, категорически отказались взять с нас деньги за помощь, что лишний раз продемонстрировало моральное превосходство европейских мужчин над турецкими.

Появление дивной яхты вызвало нездоровое оживление среди курортников. Пляжники, побросав лежаки, пиво и крем Для загара, поспешили к пирсу. Пляжницы перестали стрелять глазами в мужчин. Молодые мамы с детишками — и те побежали смотреть на яхту. А уж хозяин прокатной фирмы, где я брала скутер, и вовсе не находил слов. Поминутно путаясь в русских и турецких выражениях, он грозил нам жуткими штрафами, следствием, судом и каменоломнями.

— Я заплачу вам за ремонт, — испуганно пообещала я, заходя за рекламный щит; нескромные взгляды ощупывали меня, словно руки таможенника содержимое подозрительного чемодана.

— Вы хоть знаете, сколько это будет стоить? — ярился хозяин фирмы, рассматривая мою фигуру, скульптурно облепленную влажными складками. — За ремонт — одни деньги. За то, что просрочили время, — другие. За упущенную выгоду — третьи. За испорченную нервную систему — четвертые…

— Юля, стань тут, — я дернула за рукав Круглову. — Никогда не понимала этих мужчин… Они же нас глазами раздевают!

— Никогда не понимала этих мужчин, — с феминистскими интонациями поддержала меня Круглова. — Стоит появиться на пляже топлес, в нескромном бикини — и на тебя никто даже внимания не обратит. А пройдись по набережной в мокрой юбке и блузке — все на тебя будут шеи сворачивать!..