Джен Сакс - Милашка

— Хочешь сказать, что будешь уважать меня, когда проснешься рядом со мной завтра утром? — осведомилась Грейс с едкой ухмылкой. — А через некоторое время преподнесешь мне сюрприз в виде обручального кольца?

— Это не… не… черт возьми, забыт это слово. — Я растерянно огляделся, но так ничего и не придумал взамен.

— О да, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, — издевательским тоном продолжала Грейс. — У тебя уже были подобные случаи, не так ли? Интересно, где ты обычно находишь женщин, которые тоже не знают этого слова? Вероятно, ты и без этого слова знаешь, чего от тебя хотят. Именно поэтому оно исчезает из твоего сознания всякий раз, когда ты залезаешь к ним в постель.

Какое-то время мы лежали молча, стараясь не смотреть друг на друга.

— Мы совершенно несовместимы, — торжественно провозгласила она.

— Несовместимы? — переспросил я. — Ошибаешься. Впрочем, я прекрасно понимаю, в чем заключается твоя главная проблема.

— И в чем же? — неожиданно заинтересовалась Грейс. — Вообще говоря, я сама знаю все свои проблемы, но было бы любопытно услышать мнение постороннего человека.

— Ты почему-то считаешь, что в подспудном стремлении к простому и нормальному сексу есть что-то нехорошее, порочное и постыдное.

— Простому и нормальному, — тихо повторила она и надолго умолкла.

— Было бы весьма забавно, если бы мое появление не вызвало у тебя вполне естественного замешательства, — продолжал философствовать я. — И возмущения, которое вполне может разрушить наши отношения.

Она упорно продолжала молчать.

— Должен признаться откровенно, ты не из тех женщин, с какими я обычно провожу свободное время. Почти все они прекрасно знают свое дело и, как любит выражаться один из моих друзей, «всегда вытягивают из колоды сексуальную карту». Впрочем, кто может упрекнуть их в этом? А ты, как мне кажется, почему-то решила, что я предпочитаю девственниц.

— Боже мой, — наконец-то отреагировала Грейс, — а я-то думала, речь идет обо мне. Знаешь что? — встрепенулась она и скосила на меня глаза. — Я не хочу играть с тобой в карты. Я хочу встречаться с тобой после работы, сидеть в каком-нибудь уютном кафе, тихо беседовать, с любовью смотреть через стол на любимого человека, наслаждаться ощущением того, что меня любят, и томиться ожиданием сказочной ночи. При этом мне очень хотелось бы держать тебя за руку на столе. Или под столом, — добавила она тихо и отвернулась.

— А почему ты думаешь, что я не сделаю этого прямо сейчас? — поинтересовался я. — Считаешь, что я на такое не способен?

Грейс неожиданно приподнялась на руках и вскочила.

— Послушай, Сэм, — произнесла она с такой злостью, словно бросила мне в лицо какое-то страшное ругательство, — раз уж у нас такой откровенный разговор, может, назовешь мне свое настоящее имя?

Этот вопрос так огорошил меня, что на какое-то время я потерял дар речи и только молча смотрел на нее снизу вверх.

— Александр, — тихо сказал я через минуту. — Александр Галинин.

Я попытался произнести это легко, беззаботно и, по обыкновению, без какого бы то ни было акцента, но почти уверен, что на моем лице проступила вполне заметная растерянность.

— Вот так номер! — выдохнула она от неожиданности. — Только этого мне недоставало! Товарищ Галинин! Какой кошмар!

— Бывший «товарищ», — спокойно поправил я. — Поэтому давай займемся чем-нибудь таким, что позволило бы нам хоть на время забыть об этой ужасной истине, — полушутя предложил я. — И заодно обо всех остальных гнусных истинах, которые обычно мешают нам жить.

— Конечно, ты ведь ради этого и пришел сюда, не так ли? Но мне понадобится какое-то время, чтобы подумать над твоим предложением.

— Не надо ни о чем думать.

— Надо. Хотя бы о том, стоит ли над этим думать.

— И этого не надо делать, — настойчиво возразил я и, взяв женщину за руку, которой она уперлась в мое плечо, чтобы поддерживать равновесие, поцеловал ее раскрытую ладонь. Все произошло так быстро, что Грейс не успела опомниться и отнять руку. — Может быть, ты будешь удивлена утром, обнаружив, что я по-прежнему испытываю к тебе самое искреннее уважение.

— Может быть, ты тоже будешь очень удивлен рано утром, — задиристо парировала она. — И не сомневаюсь, что уважать меня станешь намного больше. Только не надо тужиться и делать вид, что во всем разобрался и понимаешь меня.

— Может быть, не понимаю до конца, но я чувствую тебя, чувствую состояние твоей души.

С этими словами я потянул Грейс на себя и крепко прижал к груди. Последнее, что я видел перед собой — широко открытые глаза и губы, которые уже стали складываться для ответа. Более того, я смог прочитать этот ответ. Она хотела сказать «подожди минутку», но так и не успела. Вместо этого я отчетливо ощутил другой ответ — тот, который исходил от ее возбужденного тела. Она забыла о возможности сопротивления и страстно прильнула ко мне. Ее губы, так и не успевшие произнести последнее предупреждение, коснулись моего уха, и я услышал едва уловимый стон разбуженной плоти. Она отвечала на мои поцелуи, причем от былой неуверенности в себе не осталось и следа. Глаза ее были закрыты, а губы слегка разомкнуты и готовы для глубокого поцелуя.

Когда я прикоснулся рукой к ее шее — кожа была очень нежной и мягкой, на что я обратил внимание еще во время нашего незабвенного вальса, — она выгнулась дугой, прижалась ко мне, а потом так же быстро отпрянула. Моя рука скользнула вниз, достигла ее бедра, пальцы остановились на небольшой родинке. Грейс продолжала совершать едва заметные движения вниз и вверх, а когда мои губы коснулись ее плеча, снова стала извиваться, невольно подсказывая мне, где находятся ее наиболее чувствительные места. Я провел рукой по ее спине, а потом легонько прикоснулся к груди. Она дернулась так сильно, что чуть было не попала мне по зубам своей ключицей. Я понял, самое слабое место у нее — грудь, однако не стал злоупотреблять своим открытием, так как опасался, что могу переборщить и все испортить. Любое прикосновение к груди приводило ее в такой экстаз, что она, похоже, теряла контроль над собой, отдаваясь во власть глубокого женского инстинкта. Мне страшно хотелось прильнуть губами к ее соскам, но меня останавливала несвоевременная мысль о том, что я подвергаю свою жизнь опасности. Грейс была настолько темпераментной, что в порыве страсти могла совершить самый неожиданный поступок.

Со временем ее слабые стоны стали напоминать мурлыканье мартовской кошки. Думаю, она сама уже не замечала этого, подчинившись силе неудержимого и неконтролируемого желания. Это было заметно по ее противоречивому поведению. Она, изнывая, то прижималась ко мне, то пыталась отстраниться, чтобы не доводить себя до исступления. А я продолжал осыпать ее поцелуями, исследуя кончиком языка мягкие изгибы ее тела, ни на минуту не забывая о прекрасной упругой груди. Ее реакция на прикосновение была поразительной по своей глубине и мощи…