Пол Райзин - Водка + мартини

Итак, на работе, в пабах, на вечеринках я продолжал скручивать самокрутки; испытывая извращенное чувство гордости, когда мои ловкие пальцы изготовляли эти мерзкие маленькие трубочки, набитые табаком. Как всякий мастеровой, я был полон искреннего презрения к «настоящим», фабричным сигаретам, курение которых не требовало ничего от тебя лично: никакого искусства, никакого мастерства. А кроме того, сигареты в пачках представляли собой Большую Индустрию Табака, превосходнейший продукт капиталистического общества, с которым я не хотел иметь ничего общего. Я был представителем иного мира — мира студенчества, мира хиппи. Готовые сигареты олицетворяли «правильный» мир. А вертеть сигаретки самому означало принадлежать к миру совсем иной, противоположной культуры. Если ты покупаешь готовые сигареты, значит, ты — настоящий курильщик. А если скручиваешь сам — то все еще балуешься, не более того.

— Тебе не надоело возиться со своими идиотскими самокрутками? — спросил меня как-то вечером Гуилим Гриффитс, заведующий отделом сбыта «Рэксхэм Экзэминер», когда мы сидим в «Эгертон Армз», мрачной пивной возле центрального городского автовокзала. (Это еще неизвестно, как быстрей убраться подальше из Рэксхэма — по скоростному шоссе D34 или с помощью четырех больших порций виски.)

Потому что я не хочу быть как ты, думаю я. Я не хочу носить костюм такой, как у тебя. Я не хочу носить галстук, обязательно подходящий по цвету к рубашке. Я не хочу носить прическу, как у тебя. Или щеголять толстым золотым обручальным кольцом — как у лавочников. Или значком рыцарей Круглого Стола короля Артура. Короче, я не хочу и никогда не захочу быть таким корпоративным существом, как ты, таким «взрослым», как ты. А каждая из твоих двадцати штук «Би энд Эйч» так или иначе составляет часть единой пачки.

Впрочем, нет, я все-таки возьму твою сигарету, спасибо, Гуилим, спасибо тебе большое.

Что и говорить, есть-таки нечто весьма выразительное в свежей пачке «Бенсон энд Хеджес», в первой или даже второй сигарете из этой золотистой коробочки с портретом. Некоторые сигареты несут в себе образ этакой дешевки («Джон Плейер спешиал»); у других — особый, экзотический ароматный затяг («Мальборо»); а некоторые просто слабенькие («Силк кат»). Но «Бенсон энд Хеджес», как-никак, золотой стандарт, эталон, по которому оцениваются все остальные.

Итак, в один прекрасный день я покупаю свою первую пачку сигарет. Мы сидим в «Эгертон Армз» со Стивом и с Дэйвом Кливером, который любит делать вид, что он этакий борзописец, настоящая акула пера — он закончил Кембридж по специальности «английский язык», — поэтому, само собой, он и смолит по две пачки в день для поддержания имиджа.

Ну так вот, сидим мы, выпиваем, курим, шутим, веселимся. Смеемся над нашим редактором, застенчивым и угрюмым человеком с большими торчащими ушами. Над редактором спортивного отдела, у которого уши еще больше. Над секретарем городского магистрата Рэксхэма, уши которого такой величины, что никто из нас таких больше нигде ни у кого и не видывал. Вспоминаем статьи, когда-то написанные нами, и тоже смеемся (только в то утро я изучал материалы дела одного типа, которому, после того как его застукали в поле занимающимся онанизмом, было предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка). Это был жестокий смех жестоких молодых людей, которые мнили о себе высоко, которые были уверены, что скоро они навсегда уедут из этой дыры в большой город, где их ждет новая, большая жизнь и будут уже настоящие большие сюжеты для статей и настоящий смех, смех по большому счету.

Я бросаю монеты в автомат с сигаретами и долго думаю, какие купить. Конечно, не «Номер шесть», любимые сигареты строителей, штукатуров и безработных. Не «Эмбаси», с их подарочными купонами, от которых за версту несет провинциализмом и обывательщиной; не «Голд лиф», реклама которых изображает мужчину в выходном костюме, играющего с сеттером красного цвета. Конечно, и не «Ротманс». «Ротманс» курят пилоты дальних авиалиний. Так что тут и говорить нечего. Так в чем же дело? Я решительно открываю автомат и достаю симпатичную золотистую пачку «Бенсон энд Хеджес».

Уверенным жестом срываю с нее целлофановую обертку, словно проделывал это уже тысячу раз, вытаскиваю золотистую фольгу, закрывающую верх, и — вот они, двадцать штук «бенсиков», сидящих в пачке плотно, как патроны в обойме. Я протягиваю пачку товарищам. Стив дает нам прикурить от своей зажигалки «Зиппо», и веселье продолжается. Еще пива, еще циничного смеха, на этот раз над главным фотографом газеты, чей фотоаппарат «Никон», как правило, хронически дрожит, пока его хозяин не промочит горло двумя кружками «Рэксхэмского легкого». Или насчет господина советника, который имеет слабость, подражая Черчиллю, разражаться громоподобными речами на тему надлежащего содержания уличных фонарей или важности правильной нумерации домов, цитирование которых вызывало буквально спазматический хохот.

И вот теперь я покупаю пачку «бенсиков» практически каждый день. Я не знаю, почему курю именно эти сигареты, я просто курю их, вот и все. И никакой я не заядлый курильщик, я просто курю и в любой момент могу бросить.

И потом в один прекрасный вечер на какой-то вечеринке меня вроде как осенило. Крепко поддатый, я стою посреди комнаты в толпе, где почти никого не знаю. Все курят, я разговариваю со стройной молодой особой по имени Эрика, у которой такая гладкая кожа, что я просто теряю дар речи. Ее огромные карие глаза смотрят на меня вопрошающе, полные губы широченного рта что-то говорят, но будь я проклят, если понимаю, что именно. Я лезу в карман.

— Сигарету?

— Спасибо.

Изумительно твердой рукой, так что сам себе удивляюсь, я даю ей прикурить, скроив такое лицо, какое всегда делают мужики, когда предлагают открытый огонь приглянувшейся им женщине. На лице при этом написано примерно следующее: «Посмотри, ты видишь, как тверда моя рука, как крепка моя челюсть, как властен мой взор? Но это еще не все, у меня есть для тебя кое-что получше, поверь мне, детка».

Эрика пускает облако дыма, целясь прямо в потолок, что позволяет мне как следует разглядеть ее удивительно стройную шею. Но, как это ни странно, по ее виду не похоже, что она сильно потрясена блестящей техникой моего обращения с зажигалкой: буквально через минуту она уже говорит с бывшим членом команды «Уэльские львы», который держит долю в каком-то винном баре города. Но меня это не беспокоит. Через всю комнату я вижу, как она закидывает голову, запуская тонкие пальцы в свои густые каштановые волосы, — смеется, видимо услышав какие-нибудь бородатые валлийские остроты. Мне становится скучно. Тут много других женщин, которым можно предложить сигарету, прямо сейчас или немного попозже.