Пол Райзин - Водка + мартини

Действительно, почему бы и нет?

Мы чокаемся и мягко сползаем в иной мир, мир, в котором царит дух Мартини Номер Два. Насколько мне известно, для второго вечернего коктейля нет специального названия, но в моей книге он всегда назывался Коктейлем, Пить Который Не Стоит. Этот коктейль с тобой не церемонится, он прямо двигает в ту часть мозга, которая отвечает за осторожность, и сразу же отключает ее, как выключают в доме свет. Мы с ней твердо договорились, что идем сюда на парочку коктейлей, но мне кажется, что мы оба хорошо знаем — а уж я-то просто уверен: это невозможно.

— «Легкий способ бросить курить»? Ты знаешь, не было времени.

Но это откровенное вранье. Конечно, я заглянул в нее, и от первых же слов, на которые наткнулся мой любопытный взгляд, вострепетали все мои внутренности. Слова эти были написаны шариковой ручкой на титульном листе грубой и отвратительно уверенной в себе рукой: «Ясмин, дорогая, пожалуйста, прочитай и внутренне смирись. С любовью, Ник».

— Там очень смешно описаны нелепые попытки курильщиков убедить себя в том, что курение — просто жизненная необходимость, — говорит она, раскрывая губы, чтобы захватить ими новую сигарету.

— Ты рассуждаешь как настоящий неофит, — отвечаю я невозмутимо, давая ей прикурить от большой серебряной зажигалки «Ронсон», которую мне подарила Хилари.

Огромные глаза пристально смотрят на меня, пока кончик ее сигареты не вспыхивает ярко-оранжевым огнем. Я замечаю, что ногти у нее выкрашены в какой-то немыслимый оттенок голубого, который вряд ли сыщется в природе. Я отсчитываю секунды до того момента, когда никотин, словно мешок с песком, стукнет ее по затылку. Пять. Шесть. Семь. А потом великолепное лицо молодой лани медленно откидывается назад, и оттуда, куда оно уплыло, бьет густая струя белого дыма, смешиваясь с сиянием осветительных приборов.

— Ты сам признался, — говорит она, — что много куришь, когда пишешь. Что курение помогает тебе сосредоточиться. И ты искренне веришь, что это правда, потому что я сама такая.

Она как я, мы с ней одинаковы.

— Но давай посмотрим на это с другой стороны. — Она закидывает одну длинную ногу на другую и с сосредоточенным видом наклоняется ко мне. Я гляжу на нее не отрываясь. — Скажем, у тебя срочная работа. Ты пишешь какую-то важную бумагу, тебе надо закончить к обеду. Но дверь твоего кабинета раскрыта, и болтовня снаружи отвлекает тебя… Что ты делаешь?

— Закрываю дверь?

— Именно. Итак, теперь ты стучишь по клавиатуре с новыми силами, но вдруг замечаешь, что работает невыключенный телевизор. Там выступает Джерри Спрингер в своей передаче «Мужчины, которые хотят быть женщинами, — и женщины, которые их любят». Соблазнительная штука, и ты бы очень даже не прочь немножко посмотреть. Но у тебя срочная работа, у тебя мало времени. Что ты делаешь?

— Г-м-м. Трудно сказать. Ну ладно, к черту срочную работу. Включаю погромче и смотрю Джерри?

На лице Ясмин проступает терпеливая улыбка.

— Ладно, ладно, выключаю телевизор.

— Теперь ты совершенно свободен и можешь по-настоящему сосредоточиться на своем шедевре. Правда, есть еще кое-что, и это кое-что также отвлекает твое внимание. Последняя, мелкая такая, но все-таки раздражающая тебя штуковина, от которой непременно надо избавиться, чтобы все сто процентов твоего таланта — ( моего таланта! ) — бросить на выполнение поставленной задачи. Догадываешься, что это?

Я осушаю стакан.

Женщина со странным лицом, которая сидит прямо напротив меня и которую я хочу до боли в печенках. Одно из двух: либо пускай немедленно поцелует меня, либо передвинет свой стол к чертям собачьим.

Вообще-то последний кусок нашего диалога я произношу не вслух, а мысленно.

— Этот зуд, который не дает тебе покоя, — желание покурить, — говорит она, показывая пальчиками — царап-царап, — какой это сильный зуд. — Постоянный навязчивый фон — никотиновая зависимость. И вот для того чтобы приглушить этот последний, не дающий тебе покоя… звон, ты закуриваешь сигарету. И только теперь ты способен сосредоточиться. Именно поэтому ты и думаешь, что сигарета тебе помогла. Тогда как на самом деле в ней вся проблема.

Я уже не слушаю. Я размышляю о том, что неплохо бы превратиться в ее сигарету. Ты зажат между ее худыми, длинными пальцами, они переносят тебя по воздуху прямо к этому неправдоподобно широкому рту, и вот ты между мягкими и вместе с тем крепкими губами, и потом ощущаешь, что они сосут тебя с такой страстью, что сам начинаешь пылать с другого конца.

Не сомневаюсь, этот ряд образов нашептал мне второй коктейль: только благодаря ему такое может прийти в голову. Но она продолжает.

— Или возьмем, например, человека, который не может обойтись без сигареты после еды.

— Да, Хилари как раз такая.

Как еще отомстить ей за Ника, если не назвать имя Хилари? Как еще отомстить за нацарапанное куриной лапой посвящение в книге, как еще отомстить за то, что у нее есть этот чертов Ник, что он вообще существует на белом свете? Я придумал хорошую месть, если не считать того, что она, похоже, не обратила на нее никакого внимания.

— Ну ладно, представь: ты отлично пообедал. Прекрасная еда. Удивительное вино. Отличная компания. С точки зрения еды и питья ты совершенно удовлетворен. Углеводороды, протеин, жиры, сахар, вода, алкоголь, кофе. Кажется, все твои желания исполнены. Кроме одного. Последний штрих, последний мазок — и ты будешь ощущать абсолютное удовлетворение.

— Кокаинчику?

— Очень близко. Так же трудно бросить, но не столь приятная штука.

Теперь она осушает свой бокал. Я чувствую, нет, я просто знаю: она сейчас предложит выпить третий. И потом мы погибли.

— Видишь ли, я абсолютно принимаю всю эту теорию. Я согласна с каждым ее словом. А бросить никак не могу. В чем же тогда дело, а?

И она смотрит на меня отчаянным взглядом; отчаяние кричит в каждой черточке ее удивительного лица. А потом она говорит нечто поистине ошарашивающее:

— Я ведь хочу бросить курить ради Ника. Он сделал мне предложение.

В подобных обстоятельствах обычно принято говорить нечто вроде «Ах, как это чудесно!», «Поздравляю!», «Вот это новость!». Правда, в лице у нее что-то маловато радости. Скорее озабоченность, а может, даже тревога. Или просто отчаяние. Но она задала мне вопрос, и, чтобы ответить на него, да вдобавок ответить эффектно, я наклоняюсь к ней совсем близко.

— Ясмин, — говорю я ей тихо, — я думаю, тебе придется захотеть бросить.

О чем она думает? Глаза раскрыты так широко, как я прежде и не видывал. Но проходит несколько секунд, она слегка наклоняет голову в сторону, и на лице ее появляется обычная, присущая только ей вяловатая полуулыбка.

— Ну да, конечно.